Марта Квест
Шрифт:
— Знаете, дорогая, — услышала она голос Донавана, — не стоит тратить время на это чтиво. Вы во всем доме не найдете ни одной новинки.
Не снимая руки с корешка, Марта обернулась к Донавану и осуждающе, с насмешкой посмотрела на него, точно не могла поверить, что правильно его расслышала.
— Как это понять — ни одной новинки? — спросила она таким тоном, какого он у нее еще не замечал, да едва ли и мог заметить за то короткое время, что они были знакомы.
— Мама забыла послать в Англию заказ на новые книги. Все это — прошлогодние боевики.
Марта с минуту смотрела на него, потом на лице ее промелькнуло подобие улыбки и тотчас исчезло; она сняла руку с книги и опустилась в кресло — вся ее поза говорила о готовности покорно следовать его велениям. В эту минуту
На миссис Андерсон, высокой, дебелой женщине, туго затянутой в корсет, было черное шелковое платье с белой отделкой; светлые волосы ее были завиты по моде, но крупные белые руки как-то не вязались со всем обликом этой дамы, занятой только собой и своими туалетами. Она опустилась в низкое кресло, обитое пунцовым атласом, а сын сел напротив — по-видимому, это вошло у них в обычай. И они принялись ласково и добродушно подтрунивать друг над другом: мать — над тем, что он утром так опоздал к завтраку, а сын — что она всю первую половину дня провела у парикмахера, а сейчас надела такое платье — сразу видно было, что оно новое и дорогое. Марта сидела и слушала — при всем желании она не могла бы принять участие в разговоре, и вовсе не потому, что хозяева были намеренно невежливы: просто у них была такая манера, поддразнивая друг друга, выяснять, кто что делал. И как только миссис Андерсон выяснила, что Донни все же не опоздал в контору, что он завтракал с такой-то девушкой и собирается пойти с Мартой туда-то, а Донаван сказал ей, что она должна рано ложиться спать, «потому что пожилым женщинам нужно хорошенько высыпаться», — и был выруган за дерзость, — миссис Андерсон встала и снова поцеловала Марту. Вернее, она сделала вид, что собирается поцеловать, а на самом деле опять лишь слегка приложилась щекой к щеке Марты и попросила извинить ее: она сегодня приглашена на обед, и «молодым людям придется развлекаться самостоятельно». Затем она велела Донавану проследить, чтобы отцу был отнесен наверх поднос с едой — он сегодня не будет обедать со всеми.
И она с легкостью судна, несущегося на всех парусах, устремилась к двери, шурша юбками и небрежно держа за уголок малиновый шифоновый платочек.
— Интересно, с кем это ты сегодня обедаешь? — неожиданно бросил ей вслед Донаван ворчливым и обиженным тоном, какого Марта до сих пор от него не слыхала.
Миссис Андерсон остановилась спиной к ним — во всей ее позе чувствовалась настороженность — и начала перебирать лепестки желтых маков, стоявших в вазе на низеньком столике у двери.
— Ты никого из них не знаешь, дорогой, — уклончиво ответила она, но в голосе ее явственно прозвучали предостерегающие нотки. Она зацепилась платочком за мак, цветок выпал из вазы — он лежал теперь на полированном столике в луже воды. Марта, наблюдавшая за миссис Андерсон (Донаван не мог видеть мать, ибо он стоял, сердито отвернувшись), заметила, как потемнело вдруг от гнева ее красивое холеное лицо. — А, черт! — раздраженно пробормотала дама, покосившись на сына.
Она поспешно вытерла пролитую воду платочком и осторожно зажала комочек мокрой материи между большим и указательным пальцами, тогда как по лицу ее медленно разлилась улыбка и она посмотрела на Марту смеющимся и шаловливым, но почему-то виноватым взглядом; и хотя Марта не понимала, какой проступок ей предлагали совместными усилиями скрыть, она невольно улыбнулась в ответ. Увидев улыбку Марты, Донаван повернулся к матери — он был явно недоволен. Миссис Андерсон подплыла к нему, держа в руках мак, наклонилась и воткнула цветок в петлицу.
— Это моему маленькому мальчику, — пробормотала она и поцеловала его в макушку. Потом длинным крепким пальцем растрепала его тщательно причесанные волосы и взъерошила ему хохолок, отчего у Донавана сразу стал дурацкий вид. — Ну до чего же он мил, — заметила она. И снова
Донаван неподвижно сидел в кресле и, нахмурившись, осторожно приглаживал волосы рукой с наманикюренными ногтями. Когда он наконец заговорил, Марта была поражена — куда девалась вся его самоуверенность: перед нею был покинутый ребенок, говоривший срывающимся, жалобным голосом.
— Она каждый вечер уходит, и отцу волей-неволей приходится это терпеть. Одному богу известно, как он может целыми днями сидеть у себя в комнате и читать… — Он спохватился, вскочил и сказал уже совсем иным, обычным тоном: — Ну ладно, пойдемте посмотрим, что моя заблудшая мамаша оставила нам поесть.
Они уселись на противоположных концах длинного обеденного стола; прислуживал им туземец в традиционной форме — красная феска, белоснежная куртка, бесстрастное лицо. Через некоторое время он явился с подносом и подошел с ним к Донавану. На подносе был лишь поджаренный хлеб, вареное яйцо и кусочек дрожащего зеленого желе…
— У моего отца язва желудка, — пояснил Донаван таким тоном, точно это было для него личным оскорблением. — Унесите это, — сказал он, махнув слуге рукой. — А впрочем, нет, подождите. — Поднос снова поставили перед Донаваном; его губы медленно искривились в злой усмешке, очень похожей на усмешку его матери, он вынул из петлицы желтый мак, просунул его в кольцо с салфеткой и вторично махнул рукой, чтобы унесли поднос. — Ну вот, — с напускной ворчливостью заметил он, — вы и заглянули в семейную жизнь Андерсонов.
Однако смотрел он на Марту так, точно требовал от нее ответа, а она еще не в состоянии была его дать. Ей было жаль Донавана, но ей ни разу еще не приходилось сталкиваться с пожилыми дамами (ведь ее новой знакомой было по меньшей мере лет пятьдесят), которые обладали бы таким капризным очарованием, как миссис Андерсон. Кроме того, слово «язва» задело ее глубже, чем она хотела бы. Наконец она со вздохом сказала:
— Да, нелегко все это, правда?
Но, должно быть, она хватила через край, ибо Донаван тотчас встал на защиту матери и принялся объяснять Марте, как тяжело ей жить с мистером Андерсоном.
Когда они встали из-за стола, он сказал:
— А теперь нам надо спешить. Наверно, я должен познакомить вас с папой? А впрочем, нет. Вам ведь вовсе не хочется с ним знакомиться, правда?
И Марта направилась вслед за ним к машине. За все время, что она была в этом доме, она видела этого старого джентльмена всего пять-шесть раз. Когда-то он занимал большой пост на государственной службе — что-то связанное с финансами, — небрежно пояснил ей Донаван. Если мистер Андерсон спускался к столу, то сидел молча, но Марта привыкла к тому, что отцы обычно сидят за столом молча, а Донаван и его матушка трещали вовсю. В гостиной же он совсем не появлялся — тут царили мать с сыном, они сидели в низких креслах, обтянутых малиновым атласом, флиртовали, болтали, пикировались, зорко и настороженно следя друг за другом. Марта испытывала не меньшее облегчение, чем они, когда мистер Андерсон предпочитал оставаться в своей комнате, — уж больно не по годам она была чувствительна, но, когда он появлялся, она, несмотря на мучительную неловкость, глаз не могла оторвать от этого замкнутого и молчаливого человека, похожего в своем хорошо сшитом костюме на маленькую разряженную обезьянку, но обезьянку старую и грустную. Марта переводила взгляд с него на обаятельного молодого человека, его сына, и спрашивала себя: не приведут ли некоторые черты его характера, проявляющиеся пока в раздражительности и любви поныть, к тому, что и он станет таким же, как отец, — желчным, но ученым затворником, который будет безвыходно сидеть среди своих книг? Но нет, такое превращение невозможно. И потом, почему Марта решила, что мистер Андерсон — человек ученый? Просто потому, что он много читает? Он представлялся ей неким романтическим героем, действующим на фоне библиотечных полок, уставленных томами в строгих темных кожаных переплетах.