Марта
Шрифт:
Но как элегантно, с каким шиком были сшиты черные сюртуки, облегавшие их широкие плечи, как красиво раскрывали свои крылышки цветные галстуки-бабочки, как изящны были движения этих больших мускулистых рук, какие блестящие кольца украшали эти толстые пальцы! Ничто, кроме снега, не могло соперничать с белизной манишек и пышных жабо и ничто в мире — никакая струна, или пружина, или гуттаперчевый мяч, — не могли перещеголять их легкостью движений, эластичностью прыжков, — и так же быстро бегали их глаза, работали языки.
— Цвет «Мексика» с белыми рамаже! [21] — говорил один из этих молодых людей, развертывая
— А может быть, вы предпочитаете «Мексику» гладкую? — вмешался второй.
— Или gros grains, vert de mer? [22] Это последний крик моды…
— Вот кружева Kluny для обшивки воланов, — раздавался звучный мужской голос с другого конца прилавка.
— Есть валансьен, алансон, брюссельские, имитация, блонды, «иллюзия»…
21
Ramages — разводы (франц.).
22
Цвета морской воды, в крупных горошинах (франц.).
— Фай цвета «биомарк»! Может быть, этот слишком светлый, слишком voyant? [23] Вот другой, с черным узором.
— Бордо — couleur sur couleur! [24] Вам угодно что-нибудь полегче?
— Мозамбик! Султан! Телесный цвет — очень идет к брюнеткам!
— Вы хотели бы что-нибудь в полоску? В продольную или поперечную?
— Вот материя в полоску! Белая с розовым, замечательно эффектно! Очень voyant!..
— А вот в серую полоску, очень элегантно!..
23
Яркий (франц.).
24
Лучше цвета не найти (франц.).
— Голубой узор на белом фоне — для молодых девушек!
— Вам кружево на пуф или на папильоны? Вот барбы с краями denteles и unis [25] ; какие вы предпочитаете?
— Вы выбрали «бисмарк» с рамаже? Прекрасно. Сколько аршин? Пятнадцать? Нет? Двадцать?
— Вам больше нравятся барбы с зубчиками? Да, у вас хороший вкус! Это на папильон?
— Значит, вам эту в пепельную полоску, а вам — с голубым узором на белом фоне? Сколько прикажете того и другого?
25
Оборочка с зубчиками и без зубчиков (франц.).
Эти обрывки разговоров четырех продавцов с покупательницами напоминали, если мне дозволено будет такое сравнение, птичий щебет, что в устах мужчин производило странное впечатление. Если бы не звук их голосов, хотя и подражавших нежными модуляциями мягкому шуршанию тканей и тихому шелесту кружев, по исходивших из глоток мужчин, которых природа наделила могучими легкими и прекрасными голосовыми связками, — невозможно было бы даже догадаться, что все это непонятное для непосвященного уха воркованье о всяких рамаже, полосках, узорчиках, фоне, барбах, воланах, папильонах
— Пани Эвелина вернулась! — раздался в магазине бас из отверстия трубы.
Рудзинская быстро встала.
— Подождите здесь минутку, — сказала она Марте. — Сначала я поговорю с ней наедине, чтобы, в случае отказа, избавить вас от лишних волнений. Если же, как я надеюсь, все пойдет хорошо, я тотчас же вернусь за вами.
Марта с большим вниманием смотрела на то, что происходило у прилавка. По ее бледным губам время от времени скользила улыбка, когда прыжки продавцов отличались особенной легкостью, прически приходили в движение, взгляды становились особенно красноречивыми.
Рудзинская меж тем быстро прошла по пушистому ковру на лестнице и через два больших зала с зеркальными шкафами вошла в прекрасно обставленный будуар, где через минуту раздался шорох быстро скользящей по полу шелковой юбки.
— Ah! C'est vous, Marie! [26] — воскликнул звонкий и приятный женский голос, и две белые ручки сжали обе руки Марии.
— Садись, дорогая моя, садись, пожалуйста! Вот это сюрприз! Я всегда так рада видеть тебя! Ты хорошо выглядишь! А как здоровье твоего почтенного супруга? Попрежнему много работает? Я читала его последнюю статью о… о… не помню уже о чем… но превосходно написано! А милая Ядзя хорошо ли учится? Господи! Где то время, когда и мы с тобой, Марыня, были девочками и учились у госпожи Девриен! Ты не представляешь себе, как мне приятно вспоминать о том времени!
26
А, это вы, Мари! (франц.)
Женщина лет за тридцать, стройная, нарядная, искусно причесанная, с правильными чертами уже слегка увядшего лица, с живыми черными глазами под широкими черными бровями, изливала этот поток слов быстро, без передышки, не выпуская рук Марии, присевшей рядом с ней на палисандровый диванчик, обитый дорогим штофом. Она, вероятно, говорила бы еще долго, но Мария перебила ее.
— Прости, дорогая Эвелина, — сказала она, — но мне необходимо без долгих вступлений поговорить с тобой о деле, которое меня сильно волнует!
— У тебя, Марыня, дело ко мне? Боже мой! Как я рада! Говори, говори скорее, чем я могу быть тебе полезной! Для тебя я готова пойти пешком на край света…
— О, такой большой жертвы от тебя не потребуется, милая Эвелина! — засмеялась Мария и уже серьезно продолжала: — Видишь ли, я познакомилась недавно с одной бедной женщиной, судьба которой меня очень заинтересовала.
— С бедной женщиной! — перебила хозяйка богатого магазина. — Ты хочешь, верно, чтобы я ей помогла? О, ты не ошиблась во мне, Марыня! Мой кошелек всегда открыт для несчастных!
Сказав это, она сунула руку в карман и, достав большой кошелек из слоновой кости, собиралась открыть его, но Мария ее остановила.
— Ей нужна не милостыня! Эта женщина не просит и вряд ли примет милостыню… Она ищет работу… Она просто жаждет работать…
— Работать! — слегка поднимая черные брови, повторила красивая пани Эвелина. — А что же ей мешает работать?
— Очень многое! Об этом слишком долго рассказывать, — серьезно ответила Мария и, взяв за руку свою школьную подругу, прибавила с нежной мольбой: — Я именно за тем к тебе и обращаюсь, Эвелина, чтобы ты дала ей работу.