Мартин Борман
Шрифт:
Фрау Борман поступила в единственное место близ Волькенштейна, где была возможна компетентная медицинская помощь, госпиталь в Мера-но в Италии, используемый американцами для военнопленных. Перед смертью от рака кишечника она приняла католичество и поручила своих девятерых детей заботам попечителя, преподобною Теодора Шмитца.
С того времени, как Раскин нашел ее в мае 1945 года до ее смерти 22 марта 1946 года, агенты службы контрразведки США держали фрау Борман под присмотром на тот случай, если ее муж попытается с ней увидеться или связаться. Но ничего не произошло. Фрау Борман представила только одну нить к судьбе Бормана. По словам Раскина, она показала телеграмму, которую послал ей Борман в Берхтесгаден в последние
Однако, очевидно, Борман выбрался из Берлина. По слухам, ходившим в Нюрнберге в апреле 1946 года, он жил в деревушке Эспирита Сайту в провинции Саламанка в Испании. Тем не менее, когда Объединенные Нации и испанские власти сделали проверку, Бормана там не оказалось. Более того, правительство Испании заявило, что во всей провинции Саламанка не было деревни под названием Эспирита Сайту.
Борман все еще не был найден, а его судьба определена, когда доктор Бергольд начал его защиту в июле 1946 года. Прежде чем сделать это, доктор Бергольд хотел доказать, что его клиент отсутствовал на заседаниях не по своей вине. По мнению доктора Бергольда, трибунал судил мертвого человека, а следовательно, должен прекратить дело против него.
Чтобы подтвердить свой аргумент, доктор Бергольд вызвал Эриха Кемпку для свидетельских показаний 3 июля и добился от него следующих показаний:
«Др. Бергольд: Свидетель, в каком качестве вы были возле Гитлера во время войны?»
«Кемпка: Во время войны я работал личным шофером Адольфа Гитлера».
«Др. Бергольд: Встречали ли вы Мартина Бормана на этой работе?»
«Кемпка: Да, я встречал Мартина — рейхсляйтера Мартина Бормана как моего непрямого начальника».
«Др. Бергольд: Свидетель, в какой день вы видели подсудимого Мартина Бормана в последний раз?»
«Кемпка: Я видел рейхсляйтера, бывшего рейхс-ляйтера Мартина Бормана ночью 1–2 мая 1945 года возле железнодорожной станции Фридрихштрассе, на мосту Вайдендаммер. Рейхсляйтер Борман — бывший рейхсляйтер Борман — спросил меня, какой была ситуация на станции Фридрихпгграссе, а я ответил, что на станции было с трудом возможно…»
«Председатель (сэр Джефри Лоренс): Вы говорите слишком быстро. О чем он спросил Вас?»
«Кемпка: Он спросил меня, какова ситуация и мог ли он пробраться через станцию Фридрихштрассе. Я сказал ему, что это практически невозможно, так как оборонительные бои были слишком интенсивными. Затем он продолжал спрашивать, возможно ли это сделать с помощью броневиков. Я сказал ему, что нечего и пытаться. Затем подошли несколько танков с вооруженными людьми, маленькие группы сели в них и прицепились по бокам. Далее танки пробили дорогу через противотанковое заграждение, а затем первый танк — где-то около середины с левой стороны, где шел Мартин Борман, — внезапно получил прямое попадание, я думаю, из гранатомета, выстрелившего из окна, и танк взорвался. Внезапно с той самой стороны, где шел Борман, вспыхнуло пламя, и я увидел…»
«Председатель: Вы говорите слишком быстро. Вы по-прежнему говорите слишком быстро. Последнее, что я слышал, вы сказали, что Борман шел в середине колонны. Верно?»
«Кемпка: Да, в середине, слева от танка. Затем, после того, как танк продвинулся на 40–50 метров за противотанковое заграждение, он получил прямой удар, я думаю, из гранатомета, выстрелившего из окна. Танк разлетелся на куски как раз в том месте, где шел Мартин — рейхсляйтер Борман. Я сам отлетел в сторону от взрыва и под силой упавшего на меня человека, который шел впереди, — я думаю, это был штандартенфюрер доктор Штумпфеггер — я потерял сознание. Когда я пришел в себя, я ничего не видел; я был ослеплен вспышкой. Затем я снова отполз за ограждение и с тех пор больше не видел Мартина Бормана».
«Др. Бергольд: Свидетель, вы видели, как упал Мартин Борман во вспышке пламени?»
«Кемпка: Да, действительно,
«Др. Бергольд: Был ли взрыв настолько мощным, что, по вашему мнению, Мартин Борман должен был расстаться с жизнью?»
«Кемпка: Да, я могу наверняка сказать, что сила взрыва была настолько велика, что он погиб».
Трибунал не разделил уверенность предположения Кемпки. Его члены знали, что оба, Артур Аксман и Гюнтер Швегерман, заявили, что видели Бормана живым сразу после взрыва танка. Возможно, так как их показания противоречили Кемпке, доктор Бергольд не стал вызывать Аксмана или Швегермана для свидетельских показаний. Трибунал отклонил прошение прекратить дело против Бормана.
Доктор Бергольд жаловался, что это только усилит легенду о том, что его клиент все еще жив. Ранее доктор Бергольд высказался: «Действительно, уже появились «фальшивые» Мартины Борманы и шлют мне письма, подписанные Мартином Борманом, но не могут быть они написаны действительно им».
Тем не менее, 22 июля доктор Бергольд начал защиту своего клиента. «Ваша светлость, Ваша честь! — обратился к суду доктор Бергольд. — Дело подсудимого Мартина Бормана, чью защиту трибунал поручил мне, является необычным. Пока солнце национал-социалистического рейха было в зените, обвиняемый жил в тени. Также и во время суда он был теневой фигурой, и со всей вероятностью, он ушел к теням — местопребыванию покойных духов, по верованием древних. Он единственный из обвиняемых отсутствует, а статья 12 Устава относится только к нему…»
Главной линией защиты доктора Бергольда, и в данных обстоятельствах единственной, было утверждение, что трибунал делает ошибку, судя Бормана в его отсутствие. «За время этих долгих заседаний, — продолжал он, — человек Борман и его деятельность остались неосвещенными и в той неизвестности, в которой подсудимый, по своей натуре, оставался всю свою жизнь. Обвинение, которые многие другие подсудимые выдвинули против него, возможно, по особенным причинам, и очевидно, чтобы содействовать собственной защите и оправдать себя, не могут браться за основу юридического решения по соображениям справедливости. Обвинение заявило более, чем в одном случае, через своих представителей, что обвиняемые будут стараться переложить основную вину на мертвого или отсутствующего человека за действия, разбираемые сейчас трибуналом…»
«Никто не знает, что бы сказал подсудимый Борман этим людям в ответ, если бы присутствовал. Возможно, он смог бы показать, что его действия не были причиной событий, представленных в обвинительном акте; а также, что он не обладал влиянием, приписываемым ему как секретарю фюрера и партии».
Смысл данного аргумента доктора Бергольда был таков: «Пока Борман не появится и мы не услышим его лично, истинная его роль останется неизвестной. Никто, даже Верховный трибунал, не смог бы никогда вынести ему приговор. Дело становится сомнительным… К несчастью, уже начались легенды о личности Бормана, его деятельности и смерти. Но для здравого решения юристов легенды не являются веской основой для неоспоримого вердикта, свободного от любых сомнений». Доктор Бергольд закончил, попросив трибунал еще раз «прекратить слушанье против подсудимого Бормана, пока не услышат его самого, и он лично изложит свое дело…»
На следующий день после того, как трибунал отклонил запрос адвоката защиты от 22 июля, было доложено, что Бормана видел живым Якоб Глас. Он был личным шофером Бормана в Мюнхене и Берхтесгадене до конца 1944 года. Затем секретарь фюрера обвинил Гласа в воровстве овощей из личного сада Бормана и уволил. Глас сказал службе контрразведки США, что «абсолютно уверен», что человек, ехавший в машине по главной улице Мюнхена, был Борманом. Он был одет в обычную, достаточно поношенную гражданскую одежду. «Я знаю Бормана, — настаивал Глас, — а человек, которого я видел, был Борманом».