Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие

Миллер Уильям Роберт

В понедельник вечером Кинг едва ли знал, что ему делать. Откликнувшись на его призыв, сотни его сторонников из тридцати штатов стекались в Селму, тогда как федеральный суд вынес специальное постановление, временно запрещавшее проведение марша, намеченного на вторник. Сам президент Джонсон просил лидеров Движения подчиниться этому решению. С другой стороны, молодые горячие негры поговаривали о том, что Кинг «поджал хвост», испугавшись кровавой воскресной бани. Он не хотел повторения трагедии, но он не хотел и отменять марш. Что ему следовало выбрать? Он мучительно размышлял над этой дилеммой до 4 часов утра, вспоминая случаи, когда Ганди сталкивался с аналогичными проблемами, и пытаясь представить, что бы сделал Ганди, оказавшись на его месте. Он знал, что будут делать Джон Льюис и Джеймс Формен из ККСС. Они будут настаивать на проведении марша. Это предвещало потенциальные разногласия среди руководства, а возможно, и открытый

раскол. В конце концов, Кинг решил: «Лучше умереть на этом шоссе, чем пожертвовать своей совестью. Я предпочту пройти через это». Приняв это решение, он наконец заснул. Однако через час генеральный прокурор Катценбах и шеф Федеральной службы по связям с общественностью Лерой Коллинз дозвонились до него, упрашивая отменить демонстрацию. Кинг отказался. Коллинз срочно вылетел в Селму, встретился с полковником Линго и шерифом Кларком и добился от них заверений, что, если демонстранты, начав марш, повернут назад, против них не будут использованы ни слезоточивый газ, ни конный отряд добровольцев. Затем Коллинз отправился на встречу с Кингом. Юристы КЮХР уже объяснили своему шефу, что, подчинившись приказу и повернув назад, они, пожалуй, не нарушат судебного постановления.

Зная об этом и получив гарантии Коллинза, Кинг позволил себе некоторую театральность, выступая в полдень во вторник перед 900 своими сторонниками на массовом митинге: «Мы слишком далеко зашли, чтобы поворачивать вспять, - сказал он.
– Мы должны дать им понять, что нас ничто не может остановить, даже сама смерть. Мы должны быть готовыми к тому, что нам придется пострадать». В конце концов, несмотря на все договоренности, не существовало полных гарантий того, что полиция на них не набросится. Стоял теплый, солнечный день. Колонна из 1500 участников двинулась в путь. В первом ряду с Мартином Кингом шли Джеймс Формер, епископ-методист Джон Уэсли Лорд, Фред Шаттлсворт и ректор Чикагской богословской школы Говард Шоумер. Среди участников были также католические священники и монахи, протестантские проповедники, еврейские раввины - всего около 450 священнослужителей. Половина из них были белыми, а из общего числа демонстрантов белых было больше половины. По отношению к участникам похода белые жители Селмы не проявляли внешних признаков враждебности, лишь один из них крикнул Кингу: «Сукин сын, ты хочешь голосовать? Тогда почему ты не ведешь себя по-человечески?»

Процессия, миновав мост, прошла еще около мили, пока ее не встретило подразделение полиции штата. Увидев впереди заслон, демонстранты опустились на колени и стали молиться, а затем повернули назад. Прежде чем люди разошлись, Мартин Кинг заявил им: «Сегодня мы провели самую массовую демонстрацию сторонников свободы из когда-либо происходивших на Юге». Отвечая затем на вопросы журналистов, он объяснил, что он сам и другие лидеры Движения дали согласие не предпринимать попытки прорыва через линию полиции: «Положа руку на сердце, мы знали, что до Монтгомери мы не дойдем». Рядовые участники похода, однако, этого не знали.

Без несчастных случаев не обошлось. Трое белых священников, поужинав в негритянском ресторане, были атакованы четырьмя куклуксклановцами: «Белые ниггеры! Где же ваши серпы и молоты?» Один священник, Джеймс Риб из Бостона, получив удар дубиной по голове, потерял сознание и был отправлен в госпиталь Бирмингема, где ему сделали операцию на мозге. Риб умер через два дня, так и не придя в сознание. У него осталось трое маленьких детей. Это был человек, преданный своему делу. Он служил капелланом в одной из филадельфийских больниц, а также был помощником пастора в унитарианской церкви Всех Святых в Вашингтоне, округ Колумбия. Среди собравшихся в Селме белых либералов было много таких людей, как он. Он был не очень известен широким кругам общественности, никогда не претендовал на места в первых рядах активистов, но при всем при том он был неравнодушным человеком и спокойно верил в то, что люди всех рас равны между собой.

Начальник полиции Уилсон Бейкер действовал быстро. На следующий день трое из четырех нападавших на Риба были арестованы. Мартин Кинг в тот же день, по предложению коллег, отошел от руководства кампанией. Ситуация с походом оказалась слишком запутанной и двусмысленной. Начались бесконечные разговоры о «сделке или сговоре с врагом», и не было никакого смысла обострять и без того непростые отношения между КЮХР и ККСНС. Ралф Эйбернети, взяв бразды правления в свои руки, провел одну за другой три демонстрации. Кинг в это время готовился к поездке в Монтгомери, чтобы снять запрет федерального суда на организацию предполагаемого похода по маршруту Селма-Монтгомери.

Здесь на заседании в четверг адвокаты, представлявшие интересы полковника Линго и губернатора Уоллеса, попытались доказать, что, проведя во вторник акцию протеста, Кинг проявил неуважение к суду и его решению. На перекрестном

допросе Кинг сказал: «Очень важно... донести до общественности штата и страны законные чаяния и стремления граждан получить право голоса и покончить с затянувшимся мрачным периодом полицейской жестокости». Марш, который он возглавлял, был необходим, чтобы «люди дали выход своему чувству обиды и возмущения». Что же касается Лероя Коллинза, заметил Кинг, то «вместо попыток отговорить нас от марша, ему следовало бы убедить полицейских покончить с жестокостью».

Многие члены ККСНС отказались от участия в демонстрациях, прошедших в среду. Одна из этих демонстраций была организована монашками из Сент-Луиса; они шли во главе колонны из 500 человек, в которой были и негры и белые. Затем под покровом темноты около 300 чернокожих подростков провели стихийную демонстрацию, выйдя из Первой баптистской церкви. Согласно сообщению газеты «Нью-Йорк тайме», «полицейские штата легкими тычками дубинок убедили их быстро разойтись». В других отчетах указывалось, что упоминавшиеся «легкие тычки» привели к тому, что у некоторых подростков были выбиты зубы, а у других - в кровь разбиты головы. Несколько священников, выходивших в это время из часовни Брауна, взялись за руки и встали между молодежью и полицейскими, предотвратив тем самым массовое побоище. Уговорами им удалось оттеснить подростков с улицы.

С понедельника демонстрации в поддержку борцов за гражданские права в Селме стали проводиться во многих населенных пунктах страны, а когда пришло сообщение о смерти Джеймса Риба, десятки тысяч американцев вышли на улицы городов Америки - от океана до океана, с общим требованием федерального вмешательства. Они протестовали против «кровавого воскресенья» и подчеркивали важность и своевременность законопроекта об избирательных правах. В пятницу 12 марта более 4000 религиозных деятелей собрались в Вашингтоне, чтобы оказать необходимое давление на законодателей, как они сделали это год назад во время обсуждения Билля о гражданских правах. Священники, поддерживая образцовый порядок, выставили пикеты вокруг Белого дома, тогда как темнокожие активисты устроили сидячую демонстрацию и голодную забастовку в коридоре приемной администрации президента. Аналогичные акции были проведены воинствующими радикалами из ККСНС и КЗРР в зданиях федеральных органов власти в других городах. В течение некоторого времени демонстрации в поддержку кампании в Селме проходили повсеместно, но только не в самой Селме, где полиция перекрыла Силван-стрит неподалеку от церквей, где собирались участники правозащитного движения. Так продолжалось вплоть до понедельника, когда федеральный суд отменил запрет на проведение демонстраций в этом городе.

Поняв, что в Селме добиться успеха из-за противодействия местной полиции трудно, а кроме того, разочаровавшись в тактике, избранной сотрудниками КЮХР и духовенством, Джеймс Формен и другие лидеры ККСНС, отправились в Монтгомери с отрядом в несколько сотен студентов и школьников. Тем временем Мартин Лютер Кинг вернулся в Селму, где и встретился с Уолтером Рейтером. Они обсудили предстоящую в среду встречу всех руководителей Движения в Вашингтоне с точки зрения возможностей организации еще одного массового шествия, подобного тому, что состоялось в августе 1963 года. Затем они вместе присоединились к архиепископу Яковосу, главе греческой православной церкви в обеих Америках. С двухтысячной черно-белой колонной они прошли по улицам Селмы процессией, призванной почтить память Джеймса Риба. Со ступеней здания Городского суда Кинг произнес очень прочувствованную речь, в которой назвал Риба «мучеником за гражданские права». «Почему хорошие люди должны умирать просто потому, что они хорошие?» - задал он вопрос. Держа в руках венок из живых цветов, он продолжил: «Мы собрались здесь, чтобы вновь продемонстрировать нашу веру и наше убеждение в том, что расовая сегрегация - это зло. Наша нация никогда не достигнет нравственной зрелости, пока не избавится от нее. Такой человек, как Риб, поможет нам мрак прошлого превратить в светлое будущее». Присутствующие спели «Мы победим», и Кинг возложил венок к дверям суда, где он и оставался до тех пор, пока процессия не ушла. Только потом, уже в темноте кто-то из тех, кто находился внутри здания, потихоньку убрал венок.

В тот же вечер президент Джонсон выступил перед телевизионными камерами, обратившись к нации с речью, с какой ни один из президентов до него еще не обращался. Мартин Лютер Кинг едва ли надеялся, что он когда-нибудь услышит нечто подобное из Белого дома: «То, что случилось в Селме, - лишь малая толика большого движения, развернувшегося в каждом регионе, в каждом штате Америки. Движение это порождено стремлением американских негров обеспечить себе доступ ко всем дарам американской жизни.

Их дело должно стать также и нашим делом. Потому что не только неграм, но и каждому из нас необходимо побороть в себе уродливое наследие лицемерия и несправедливости.