Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие
Шрифт:
Кинг был в Париже, когда 25 октября стало известно, что и повторный суд освободил Колли Уилкинса. Кинг назвал его оправдание «одним из самых подлых преступлений против справедливости, которые когда-либо совершались на Юге». Это решение вместе с оправданием Коулме-на стали последними каплями, переполнившими чашу его терпения. Кинг прервал свое европейское турне и вылетел в Нью-Йорк, чтобы организовать движение протеста и предложить Федеральному собранию разработать такой законопроект, которым бы пресекались любые попытки «убивать, угрожать, запугивать или как-либо иначе препятствовать деятельности членов правозащитных организаций... «Такой закон совершенно необходим, - заявил он представителям печати, - потому что люди боятся, что их убьют, если они попытаются проголосовать или воспользоваться какими-либо местами общественного пользования и что убийцы останутся безнаказанными». В течение месяца после убийства Дэниелса избирательная комиссия регистрировала в округе всего по 21 темнокожему избирателю в день. Это было наглядным доказательством эффективности вооруженной силы
Глава 11.
Черные и Белые Блюзы
В феврале 1966 года Кинг поселился в трущобах чикагского Вест-Сайда. Более 80 процентов здешних домов были построены не менее шестидесяти лет тому назад. 7,6 процента из 140 000 здешних чернокожих обитателей были безработными. Многие другие считались «не полностью занятыми». Это негритянское гетто, составлявшее часть того, что социологи в Чикаго называли «старым городом», по численности несколько превосходило столицу Алабамы - город Монтгомери. В отличие от пасторского дома Кингов в Монтгомери или от отчего дома в Атланте, из его чикагской квартиры на Хэмлин-авеню, расположенной на четвертом этаже в доме без лифта, открывался панорамный вид на зону бедствия. Внизу, за углом начиналась «проклятая Шестнадцатая улица», населенная наркоманами, ворами и налетчиками. Здесь находилась и забегаловка Спливе-на «Барби-Кью», куда преподобный доктор Кинг иногда захаживал, чтобы съесть порцию говядины с горошком.
Эту квартиру для Кинга снял Джеймс Бивел. По его собственным словам, весь район напоминал ему «Долину трущоб», а царившие здесь порядки он называл «системой внутреннего колониализма». Он вместе с четырнадцатью другими сотрудниками КЮХР прибыл в Чикаго в октябре 1965 года. Они создали здесь Вест-Сайдский христианский приход, деятельностью которого руководил Бивел. Прежде всего они должны были добиться доверия у жителей трущоб, которые разучились верить кому бы то ни было на слово. Один из активистов КЮХР, священник Джеймс Орандж из Бирмингема, восемнадцать раз позволил подвергнуть себя избиению, чтобы продемонстрировать уличным группировкам «Вице-лорды» и «Кобры» силу своей преданности движению ненасилия и чтобы иметь право просить их воздерживаться от насилия, когда дело дойдет до демонстраций. Его мужество произвело должное впечатление, и, когда «брат Мартин» поселился в их районе, группировки с готовностью приняли его. Соседи по Хэм-лин-авеню стали звать его «Дудочником в пестром». При всей своей забавности это прозвище имело вполне серьезный подтекст для людей, которые часто проводили бессонные ночи, защищая своих спящих младенцев от крыс.
На соседей «брата Мартина» произвела большое впечатление его способность «быстро наводить порядок» самим фактом своего присутствия. Как только хозяин дома выяснил, какой известный человек снял у него квартиру, он сразу нанял бригаду из восьми рабочих для уборки дома и по возможности постарался привести жилище в соответствие с требованиями законодательства. Владельцы ближайших домов последовали его примеру. Местная газета писала, что Кингу следовало бы переселяться из одного квартала города в другой. Самое его присутствие способно вызывать цепную реакцию полезного очистительного процесса, избавляя город от язвы трущоб. Преподаватель Теологической школы при Чикагском университете Роберт У. Спайк без всякой иронии предположил, что чикагская акция КЮХР «может оказаться самой значительной общественно-политической кампанией из когда-либо проводившихся в крупных американских городах. Конечной целью этой кампании является давление на могущественный административный аппарат мэра Дейли».
Сам Кинг по этому поводу заметил: «Я не могу пользоваться никакими специальными привилегиями, когда я вижу, что многие тысячи моих братьев и сестер по-прежнему вынуждены существовать в нечеловеческих условиях». Они с Кореттой специально сняли обычную для трущоб квартиру, чтобы не выделяться из среды этих «братьев и сестер». В отличие от чернокожих южан, эти люди не были готовы разделить мечту Мартина Лютера Кинга, поскольку их собственные надежды на лучшую жизнь давно погибли. Несмотря на значительное количество маленьких церквей в чикагском гетто, чернокожая община здесь не имела столь тесных связей с религией, как на Юге. Для КЮХР это было непривычно. По сути, у местного населения не было общины в полном смысле этого слова. Поэтому одной из задач Координационного совета общественных организаций (КСОО) во главе с Аль Рэби было воспитывать основы социальной солидарности в равнодушных, отчужденных друг от друга, циничных людях, населявших эти трущобы. Определяя эту задачу сотрудникам КЮХР, Мартин Кинг сформулировал ее в следующих словах: «Мы должны пробудить в людях искру самосознания, чтобы они больше никогда бы не позволяли порабощать и оскорблять себя; а также создать для них разновидности демократических структур, с помощью которых они смогли бы постоянно и долгосрочно решать проблемы жизни в трущобах». С января плакаты и лозунги «Покончим с трущобами» стали появляться во всех уголках вестсайдского гетто. Одни были выполнены по трафарету, другие - вручную мелом на кирпичных стенах домов, мостовой, в подъездах. Надеясь обрести новых союзников, Мартин Кинг 23 февраля нанес визит лидеру «черных мусульман» Илийе Мухаммеду. После сорокапятиминутного разговора они объявили о создании «общего фронта», но не прошло и недели, как Илийа ни с того ни с сего назвал Кинга «обманщиком». К этому времени Кинг занял пустое, разоренное здание в гетто, заявив, что устанавливает над ним, по его собственным словам, «неофициальную опеку». Владелец дома подал на него в суд,
Кинг был уверен только в одном: ситуация в городских гетто взрывоопасна. «В Чикаго больше негров, чем во всем штате Миссисипи, - заявил он, - и если мы не создадим здесь группы ненасильственных действий, то получим второй Уотте. Причем мятеж в Уоттсе покажется школьным чаепитием по сравнению с тем, что начнется здесь». Он признавал, что мобилизацией сил самой общины не обойтись. Он не считал общественную активность масс и их способность к самоорганизации панацеей. Для него они были всего лишь составной частью программы, в которой задействованы муниципальные усилия, ресурсы штата и в первую очередь федеральные власти. Объединенная акция КСОО и КЮХР в Чикаго рассматривалась Кингом в качестве экспериментального проекта, призванного привлечь внимание общественности к критической ситуации в чикагском гетто до того, как в нем произошел социальный взрыв.
По предварительному замыслу, Мартин Кинг должен был три дня проводить в Чикаго, а на вторую половину недели вылетать в Атланту, чтобы видеться с детьми и служить в церкви Эбенезер. Но у него обнаружились и иные заботы. Поэтому дела в Чикаго двигались очень медленно.
Официальные власти города оказали Кингу на первый взгляд теплый прием. Мэр Дейли не только не встретил его, но и в чем-то даже переиграл, выслав в гетто Вест-Сайда пятьдесят жилищных инспекторов. Поэтому у многих могло сложиться впечатление, что муниципалитет предпринимает большие усилия по решению проблем гетто вне зависимости от деятельности активистов Движения и что кампания, объявленная КСОО и КЮХР, - ничего не решающая запоздалая акция. КЮХР привыкла к более прямой и открытой конфронтации. В результате складывалась опасная, обманчивая ситуация, когда вместо кардинального решения проблем навязывались паллиативы, лишь мешающие решению давно назревших проблем.
Оставив Бивела, Аль Рэби и Янга сражаться с хорошо отлаженной машиной Дейли, Мартин Кинг и Гарри Белла-фонте отправились в Европу. Выступление и концерт в Швеции принесли более 100 000 долларов созданному в этой стране Фонду Мартина Лютера Кинга. 28 марта Кинг выступил в Париже. Он рассказал аудитории в 5000 человек об условиях жизни в гетто крупных городов, где в то время проживала половина темнокожего населения Соединенных Штатов. 11 апреля Кинг был уже в Нью-Йорке, где получил премию Сидни Хиллмена, а затем отправился в Майами на ежегодный съезд КЮХР, который призвал правительство США вывести войска из Вьетнама. Поскольку приближались первичные выборы в Демократической партии, он побывал в девяти городах штата Алабамы. «Если мы хотим правильно распорядиться своими голосами, - сказал он на собрании в Селме 28 апреля, - нам следует голосовать организованно». В округ Лаундес он заезжать не стал, поскольку тот превратился в бастион ККСС. Стоукли Кармайкл и другие лидеры ККСС призывали негров бойкотировать предстоящие первичные выборы и отдать все голоса партии с эмблемой в виде черной пантеры.
16 мая доктор Беджамин Спок и Уильям Слоун Коффин, капеллан Йельского университета, выступили в Вашингтоне на митинге, собравшем 15 000 человек. Они протестовали против войны во Вьетнаме. Коффин зачитал заявление Мартина Лютера Кинга: «Продолжение все расширяющихся боевых действий сузило внутренние социальные программы, заставляя бедных, как белых, так и черных, нести на себе основное бремя войны и на фронте, и в тылу». Антивоенные настроения Кинга продолжали усиливаться. Он даже согласился стать сопредседателем общества «Духовенство и прихожане, обеспокоенные войной во Вьетнаме», в которое вошли самые уважаемые религиозные деятели Америки. Для Кинга борьба за мир была не просто благородным порывом, она стала неотъемлемой частью борьбы за свободу. Рой Уилкинс и другие правозащитники критиковали его за то, что он смешивает пацифизм с борьбой за расовую справедливость; с другой стороны, чернокожие радикалы из ККСС и КЗРР, а также воинствующие пацифисты типа А. Дж. Маета считали, что он слишком осторожен, даже бесхребетен.
Но Кинга это не волновало, он прислушивался к голосу своей собственной совести. Если он одним казался революционным, а другим - чересчур острожным, то, возможно, он и был умеренным революционером. С самого начала карьеры он сочетал в своем сознании радикальные и консервативные взгляды. Он оставался верующим христианином, никогда не забывавшим о завете братской любви. 20 мая он выступил в Голливуде. «Негр сегодня свободнее, чем он был десять лет назад, - сказал он, - но он еще не совсем свободен. Негр пользуется большим уважением, чем когда-либо в нашей истории, но он еще не равен белому». Этот афоризм точнее всего передает диалектику его собственного характера.