Мартин Заландер
Шрифт:
— Ни в коем случае! Не стоит ему мешать! — в один голос сказали родители.
— Тогда, прошу вас, приказывайте, чего желаете: рюмочку сладкого вина, чашку чая или бульон? В доме и шоколад найдется.
— Коли мясной бульон достаточно крепок, мы не откажемся съесть ложку-другую, отец — то, как ты знаешь, большой любитель бульона, — решила мать. — И вообще, не хлопочи вокруг нас, мы вовсе не намерены пировать. И по поводу обеда более не беспокойся, слышишь? Нам довольно.
— Матушка, милая, я все же должна кое — что подать, кусочек мяса, рыбу из нашего
— Ну что ж, распоряжайся, тебе видней! — сказала г-жа Мария. — Однако послушай, ты дома одета как принцесса! Повернись-ка, наряд прямо-таки щегольской! Бог ты мой, какая отделка! И ведь никого в гости не ждала!
Зетти опять отвела глаза, отвечая, что таково желание мужа и ради мира в семье она не перечит. Да и привыкла уже, вовсе и не замечает, что одета нарядно.
Мартин Заландер полюбопытствовал, точно ли так поступает ее зять Юлиан, и Зетти сказала:
— Конечно! Они во всем поступают одинаково, причем, как я полагаю, не сговариваясь.
— Ишь, гордецы, из молодых да ранние! — вставила мать. — При таком образе жизни у вас, поди, все проценты от скромного приданого уходят на наряды?
— Мне кажется, мы обе не знаем, куда и сколько уходит, ведь наши мужья хранят все у себя в конторах, в несгораемых кассовых шкафах, и все, что надобно выплатить, берут оттуда.
Супруга нотариуса вышла из гостиной отдать нужные распоряжения, и Мария Заландер сказала мужу:
— Вот тебе и по-матерински любящие жены, благотворно влияющие на юных мужей!
— У меня нет слов! — отвечал он. — Ну и парни — сущие тираны! В этомпункте девочки, судя по всему, оказались совершенно правы: они скоро стали мужчинами! По крайней мере, со своими женами оба на равных.
Когда Зетти вернулась, мать сообщила:
— После обеда мы собираемся съездить в Линденберг, повидать твою сестру Нетти. И рассчитывали взять тебя с собой, чтобы побыть с вами обеими. Ты ведь можешь отлучиться? А вечером вернешься домой.
Услышав это предложение, дочь заметно испугалась и побледнела.
— Не знаю, — сказала она, — смогу ли я нынче отлучиться. Исидор говорил, у него какие-то дела после обеда. Если тут никого не будет, то и писарь потихоньку уйдет.
— А тогда тебе придется и за конторой смотреть?
— По крайней мере, за домом; он стоит так уединенно, что я никак не могу оставить служанку одну; да и людям, что приходят спросить о том о сем, я скорее дам ответ. Иной раз я даже немного работаю со скуки, когда в конторе никого нет, скопировала уже описания кой-каких усадеб!
Слышать это было приятно, только вот в голосе Зетти сквозила явная опаска, поневоле заметишь: она робеет поехать с ними в Линденберг. К тому же последние ее слова внушили родителям подозрение, что дочку заставляют заниматься переписыванием, сколь бы невероятным они в иной ситуации ни сочли, что она это терпит. Довольно, мать более не могла терять время и, решив ближе подойти к цели их поездки, взяла молодую
— Назови нам истинную причину, почему ты не хочешь поехать с нами! Мы приехали из-за этого и хотим узнать, что между вами произошло, отчего вы больше не общаетесь и не бываете у нас! Отчего ты так подавлена, так печальна, то краснеешь, то бледнеешь, может быть, мы и сестру твою найдем в таком же состоянии?
— Говори, дитя мое, ты должна сказать, мы не уедем, пока не дознаемся до причин! — добавил отец.
Дочь стояла, не говоря ни слова. Родители сами пришли в замешательство и не знали, стоит ли нажимать на дочь, нет ли. В конце концов Заландер наугад сказал:
— Может быть, счастье, на которое вы надеялись, не пришло или уже исчезло?
— Да, так оно и есть! — упавшим голосом отвечала Зетти. Она отняла у матери свою руку, нашла носовой платок и прижала его к лицу, пытаясь подавить судорожные рыдания. Прежде чем продолжить расспросы, родители дали бедняжке время немного оправиться. Чуть погодя она заговорила сама:
— Они пустышки! У них нет души! О Господи, кто бы мог подумать!
— Кто? Вы сами! — сказала мать, утирая слезы гневного сочувствия.
— Мы знаем, и нам стыдно перед отцом и матерью, а уж о младшем брате и говорить нечего. Но нам стыдно и перед самими собой, потому-то мы и смотреть друг на дружку не можем. Как только вполне осознали ужасное разочарование, поневоле стали избегать одна другую, как люди, сообща совершившие злодейство. И все же я тоскую по сестре, а она наверное тоскует по мне. Но когда мы вместе, каждая словно бы вдвойне испытывает угрызения совести.
Мартин и Мария Заландер взволнованно расхаживали по комнате.
— Пока что мы с этим закончим! Ты должна поехать с нами, Зетти; вам надобно поговорить начистоту, так-то будет лучше. Иди умой глазки, твой муж явится с минуты на минуту, а он не должен ничего заметить, пока мы все не обдумаем и не решим, что делать!
— Да ведь тут ничего сделать нельзя! — возразила Зетти, уже сдержаннее. — Чтобы расстаться по заведенному в мире порядку, нужны основания, а их нет!
Она вышла, чтобы по совету отца остудить лицо; а вскоре в дом ворвался Исидор, который по дороге узнал, что за гости у него дома. Он был очень взбудоражен и приветствовал жениных родителей как весьма лестный для себя сюрприз, но тотчас же извинился, что должен срочно наведаться в контору, побежал, однако, на кухню и в столовую посмотреть, что подают на стол, достойный ли обед приготовлен и удовлетворит ли его аппетит, несмотря на прирост сотрапезников.
За обедом не было заметно ни малейшего следа предшествующих событий. Г-жа Зетти казалась воплощением спокойствия, достичь коего и умножить ей удалось благодаря присутствию родителей и сделанному признанию. Мать женским своим чутьем поняла по этому совершенному спокойствию и самообладанию, сколь ничтожное место сей молодой мужчина занимает теперь в сердце супруги. Она терпела его, как терпят злую долю, в которой виноваты сами.