Мартовские иды

Хорнунг Эрнест Уильям

– Вот именно,- сказал Раффлс, как бы подтверждая кивком какие-то свои скрытые мысли,- именно таким я вас помню и готов биться об заклад, что вы и сейчас тот же, каким были десять лет тому назад. Мы не меняемся. Кролик. Мы всего лишь развиваемся. Ни вы, ни я, полагаю, не изменились по-настоящему с той поры, когда вы спускали мне веревку, а я карабкался по ней в окно. Для друга вы ведь на все готовы, верно?

– На все что угодно,- воскликнул я с радостью.

– Даже на преступление?
– улыбнулся Раффлс.

Я не сразу ответил: что-то в его голосе изменилось, и я

решил, что он меня поддразнивает. Однако взгляд у него оставался серьезным, мне же было не до оговорок.

– Да, даже на преступление,- заявил я.- Говорите, что же нужно,- я в вашем распоряжении.

Он посмотрел на меня сперва с удивлением, затем с сомнением; потом, гюкачав головой и издав свой неповторимый циничный смешок, перевел разговор на другое.

– Хороший вы парень. Кролик' Настоящий сорви голова, а?

Сначала самоубийство, а минуту спустя - любое преступление по моему выбору! Вам, мой мальчик, требуется помощь, и вы правильно поступили, что обратились к приличному законопослушному гражданину, дорожащему своим добрым именем. Тем не менее мы должны раздобыть чти деньги нынче же ночью-всеми правдами и неправдами.

– Нынче же ночью, Раффлс?

– И чем быстрее, тем лучше. Времени у нас - до десяти утра, после этого каждый час может оказаться роковым. Как только один из тех чеков предъявят в ваш банк, вам конец. Нет, раздобыть деньги надо ночью, а утром первым делом внести на ваш счет. И мне думается, я знаю, где их раздобыть.

– В два часа ночи?

– Да.

– Но как - и где - и в такой час?

– V моего друга здесь, на Бонд-стрит.

– - Должно быть, это очень близкий друг.

– Не то слово. Я вхож к нему в любое время, у меня есть собственный ключ.

– И вы поднимете его в столь поздний час?

– Если он в постели.

– И мне необходимо идти вместе с вами?

– В высшей степени.

– Тогда придется идти; но, должен признаться, Раффлс, мне все это не по душе.

– Вы предпочитаете альтернативный исход?
– усмехнулся мой собеседник и тут же воскликнул извиняющимся тоном: - Нет, черт возьми, это несправедливо.! Конечно, я понимаю - мучительное это испытание. Но вам не пристало держаться в сторонке. Вот что я вам скажу: перед уходом примете порцию - но только одну. Вот виски, вот содовая, пойду надену пальто, а вы пока себе наливайте.

Что я и сделал, осмелюсь сказать, щедрой рукою, поскольку очевидная неизбежность предложенного им плана не делала последний в моих глазах менее неприятным. Должен, однако, признаться, что он начал казаться мне не столь уж страшным, прежде чем я опустошил стакан. Тут вернулся Раффлс, в коверкотовом пальто поверх блейзера и небрежно заломленной шляпе из мягкого фетра. Я протянул ему графин, он улыбнулся и отрицательно покачал головой:

Когда возвратимся,- сказал он.- Сначала дело, потом удовольствие. Вы заметили, какое сегодня число?-добавил он, отрывая листок шекспировского календаря, пока я приканчивал виски.- 15 марта. "И помни, помни Мартовские Иды". Что скажете, Кролик, малыш? Вы-то уж их не забудете, верно?

И он со смехом подбросил в камин угля и выключил газ, как подобает

заботливому квартиросъемщику. Когда мы выходили, часы на каминной полке пробили два часа.

Пиккадилли представляла собой траншею, заполненную сырым белым туманом, с тонкой пленкой липкой грязи поверх мостовой в обрамлении мутных фонарей. На пустынных каменных тротуарах мы не встретили ни души, нас же наградил суровым внимательным взглядом констебль, совершающий ночной обход, впрочем, узнав моего спутника, он приложил руку к шлему.

– Как видите, полиция меня знает,- рассмеялся Раффлс, когда мы разминулись с констеблем.- В такую погодку им, бедолагам, приходится смотреть в оба. Нас с вами, Кролик, туман, возможно, и раздражает, зато для преступных классов, особенно в столь поздний час их рабочего времени, он самая настоящая благодать. Однако мы уже на месте - и будь я проклят, если этот сукин сын не почнвает-таки в своей постели.

Мы свернули на Бонд-стрит и через несколько ярдов остановились у обочины по правой стороне. Раффлс вглядывался в окна второго этажа дома напротив - из-за тумана их едва было видно, тем более что за стеклами не было ни единого проблеска света.

На первом этаже находился ювелирный магазин: в двери магазина горел "глазок", а внутри все было ярко освещено. Но весь второй этаж, куда с улицы вел отдельный вход, расположенный впритык к магазину, стоял погруженный во мрак, сливаясь с черным небом.

– Лучше вернемся,- стал настаивать я, - утром наверняка успеем.

– Как бы не так,- возразил Раффлс.- У меня есть ключ.

Нанесем ему неожиданный визит. Пошли.

Схватив меня за правую руку, он быстро перешел со мною через дорогу, открыл американский замок и через секунду резко, но бесшумно закрыл за нами дверь. Мы оказались в темноте.

Снаружи приближались чьи-то размеренные шаги; мы слышали их еще тогда, когда в тумане пересекали улицу; теперь они зазвучали рядом, и мой спутник еще крепче сжал мне руку.

– Возможно, это он собственной персоной,- шепнул Раффлс.- Он у нас ночная птица. Ни звука. Кролик! Сейчас мы его до смерти напугаем. Ага!

Размеренные шаги миновали дверь и проследовали дальше.

Раффлс перевел дыхание и немного ослабил свою железную хватку.

– Однако гю-прежнему ни звука,- продолжал он все тем же шепотом,- мы еще подшутим над ним, где бы он ни был! Снимайте ботинки и идите за мной.

Так я и сделал. Можете удивляться, но вам не доводилось иметь дело с А. Дж. Раффлсом. Его власть над другими наполовину заключалась в располагающем людей свойстве соединять в одном лице и лидера, и капитана команды. Не подчиниться тому, кто столь энергично вел вас за собой, было просто невозможно.

Вы могли задаваться вопросами, но это потом, а первым делом вы подчинялись. Так и я, услышав, что он скинул туфли, последовал его примеру и стал подниматься следом по лестнице, и только тут до меня дошла вся нелепость подобного похода за деньгами к незнакомому человеку глубокой ночью. Нет, конечно же Раффлс и его приятель были друзьями - ближе некуда, и я не мог не прийти к выводу, что они имели обыкновение разыгрывать друг друга.