Марьяжник

Сухов Евгений Евгеньевич

– Кто информировал? – небрежно через губу бросил торговец.

– Это не имеет значения. Я готов заплатить за товар любую сумму, которую ты укажешь. Даже если она существенно будет превышать стандартные расценки, – последней фразой Звонарев недвусмысленно давал понять собеседнику, что эти самые расценки ему отлично известны. – Решайся, Кондор! У меня мало времени.

На некоторое время в их разговоре повисла пауза. Торговец прикидывал, взвешивал, размышлял. Степан не выказывал намерения торопить его. Однако тот факт, что Звонарев был один, сыграл немаловажную

роль в принятии последующего решения. Кондор небрежно сплюнул на мостовую и озвучил цифру. По его тону можно было понять, что торговаться он не намерен. Звонарев согласился. Хитрованец еще раз пристально окинул его изучающим взглядом с головы до ног, а затем решительно качнул головой, словно соглашаясь с какими-то собственными мыслями.

– Идем за мной.

Они вернулись в трактир, но на этот раз Кондор не остановился ни перед одним столиком. Ведя за собой прихрамывающего незнакомца, он прошел к лестнице и практически птицей взлетел вверх. Степан изо всех сил старался не отставать, но хромота не давала ему возможности соревноваться с Кондором в беге по лестнице.

– Сюда.

Кондор провел его в маленькую неосвещенную комнатку со скрипучей дверцей и низким потолочным перекрытием. Зажег огарок свечи. Единственным предметом меблировки этой комнаты оказался слегка покосившийся стол с водруженной на него кипой газет. Рядом с правой передней ножкой стояла пара высоких армейских сапог. Кондор со свечой в руке прошел вперед, нагнулся и поднял с пола один сапог.

– На одну дозу? – поинтересовался он, не оборачиваясь.

– На три.

Торговец снова кивнул, достал из сапога маленькие весы и поставил их на стол. Сапог вернулся на прежнее место. Кондор взял второй, наклонил его, и Звонарев увидел в свете свечи, как из недр армейского сапога на левую чашу весов медленно посыпался белый порошок. На правой чаше стояли гирьки. Степан брезгливо поморщился.

– Пробовать будешь? – Кондор закончил ссыпать порошок.

– Нет. Я тебе доверяю. Если что, всегда смогу вернуться. Верно?

– Верно. Я не обманываю клиента.

Звонарев это знал.

Кондор расстелил на столе газету и хотел уже было пересыпать на нее с весов кокаин, но стремительно шагнувший вперед покупатель перехватил его руку чуть выше локтя.

– Не стоит. Я сам.

Степан раскрыл саквояж, а секунду спустя в руке у него появился маленький аптечный флакончик со стеклянной пробкой в виде верблюжьей головы. Кондор хмыкнул и сместился в сторону. Звонарев сам заполнил флакончик. Убрал его обратно в саквояж и аккуратно защелкнул замок.

– Добро. – Кондор дунул на свечу, и комнатка с двумя ее обитателями вновь погрузилась в непроницаемый мрак. – Надо будет, обращайся.

Они снова вышли в коридор, и Степан расплатился. Кондор сунул деньги за пазуху. Видно было, что, несмотря на преимущество «родной» территории и привычный образ жизни, ему хотелось, чтобы странный незнакомец, явившийся без рекомендаций, поскорее убрался.

Звонарев так и сделал. Покинув трактир, он вновь прогулялся пешком до окраины Апрашки, как называли

это место в народе, и уже там остановил пролетку. Начало было положено. Степан бережно водрузил малиновый саквояж себе на колени.

К четырем часам дня он прибыл в особняк Корниевича. Самого генерала на месте не оказалось, ибо, по словам камердинера, его превосходительство отбыл еще до обеда, но капитана Симакова Звонарев нашел в адъютантской в обществе Вилинберга и еще одного молодого человека, имя которого Степану известно не было. Капитан был немного навеселе. Играли в карты. Звонарев присоединился, словно у него и не было никаких неотложных дел, в результате чего просидел в адъютантской за вином и картами до половины седьмого. Корниевич не возвращался. Впрочем, как раз Кирилл Александрович и не шибко требовался гостю…

Когда разморенный спиртным Симаков изъявил желание проветриться и выкурить папиросу на свежем воздухе, Звонарев вышел на улицу вместе с ним. Полная луна в безоблачном небе смотрела на них, как огромный светящийся блин. Заводить важный разговор следовало именно сейчас.

– Мне нужна встреча с Корниевичем с глазу на глаз. – Звонарев сдвинул котелок на затылок.

Симаков неторопливо повернулся к нему. Лунный свет отразился на его высоком покатом лбу.

– Что-то случилось, Степан?

– И да, и нет, – уклончиво ответил тот. – Это касается деятельности организованного генералом кружка. – Звонарев блефовал, но расчет строился на том, что капитану, как человеку наиболее приближенному к Корниевичу, прекрасно известно о планах заговорщиков. Хотя бы в общих чертах. – И недавних смертей Щадилова и Доронина. У меня, знаешь ли, зародились некоторые подозрения…

– Относительно чего? – Облачко дыма вырвалось изо рта Симакова и плавно поднялось вверх. – Относительно того, что их смерть могла быть не случайна? Так?

– Это только подозрения, Василий. Подозрения, и ничего больше. Но я хотел бы поговорить с Кириллом Александровичем. Конфиденциально.

– А я при чем?

– Тебе я доверяю, – без паузы ответил Звонарев. – Но другим… Среди окружения генерала может оказаться предатель.

– Кто именно? – встрепенулся капитан. – Лагутин?

– Не обязательно. Любой. Ну, кроме тебя, разумеется. Поэтому я и не хочу, чтобы о моей встрече с Кириллом Александровичем узнал кто-то еще. Равно как и о зародившихся у меня подозрениях. Все это строго между нами, Василий.

– Самой собой. Будь покоен.

– Я приеду с визитом завтра, – ни волнения, ни предательской дрожи в голосе. Степан говорил мягко и уверенно. – Вечером, когда Кирилл Александрович вернется, будь с ним. А потом проведешь меня в дом незамеченным. Ни Лагутин, ни Вилинберг, ни кто-либо другой не должны меня видеть. Даже камердинер. Устроишь?

– Если это нужно для дела…

Симаков уже выкурил папиросу, но возвращаться в дом не торопился. Они стояли со Звонаревым лицом к лицу.

– А сам-то как думаешь? Все это может принять очень серьезный оборот, Василий. Возможно, у нас есть шанс предотвратить трагедию.