Маша без медведя
Шрифт:
Настоящие проблемы пошли, когда начался русский язык. Нет, с говорением у меня никаких проблем не возникало, и даже, кажется, всё выходило довольно складно. Но вот с письмом! Как хорошо, что докторша вчера сказала меня беречь! Потому что если бы меня вызвали к доске писать предложение, я бы сделала сразу восемь ошибок. Или двенадцать. Письменные правила иногда так сильно отличались от произношения, что я оказалась обескуражена совершенно!
Латынь, понятное дело, для меня была всё равно что приграничные гертнийские диалекты — чужой и совершенно неизвестный
За сорок пять минут я успела немножко подправить и укрепить застёжку, но, к моему глубочайшему сожалению, для нормального надевания она всё ещё была непригодна. Я пожалела, что латыни был всего один урок, может, за два что-то путное и получилось бы.
Если честно, я так углубилась в работу, что практически прозевала конец урока, даже звонок не услышала. Вот была бы незадача, если бы меня в пустом кабинете закрыли! Но, к моему счастью, девчонки начали так шумно и суетливо собираться, что я невольно отвлеклась от своих занятий и увидела, что все выходят из класса.
А торопились они, потому что за пятнадцать минут следовало вернуться в спальню, быстро переодеться и явиться на хореографию.
Вот эта хореография стала с а мой вишенкой на сегодняшнем торте.
СИДЕТЬ БЫ ДА МОЛЧАТЬ, ТАК ВЕДЬ НЕТ…
Как вы помните, вчерашняя беседа с докторшей освободила меня от необходимости участия, но, как оказалось — не от присутствия. Да и посмотреть было любопытно. Девицы быстро переоблачились в эластичные чёрные купальники, с закрытыми до кистей рукавами и подобием длинных шортиков снизу. Поверх полагались чёрные газовые юбки, довольно длинные, доходящие до середины колена. Основная часть класса выглядела довольно изящно, но некоторые, к примеру, Анечка — рослая и дородная — производила в этаком виде совершенно убийственное впечатление.
Хореографический класс был снабжён большими, в половину высоты стен, зеркалами и специальной палкой вдоль стены, на манер круглых перил, за которую полагалось держаться.
Воспитанницы построились вдоль этой палки (называют её, как оказалось, станком) и принялись выполнять команды худой и жилистой преподавательницы с гладко зализанной в шишку причёской. Выкрикивала она на языке, по звучанию сильно напоминавшем французский. Чем дальше, тем упражнения становились изощрённее. Кто вообще такое придумал? Какая извращённая фантазия была у этих людей… И, главное, как им удалось убедить остальных, что это красиво???
Я почувствовала, что Агриппина на меня смотрит, и поняла, что последний раз у меня было такое перекошенное лицо, когда я на ярмарке увидела женщину с бородой.
— Ничего не вспоминается? — осторожно спросила классная.
— Таким я точно никогда не занималась, — решительно отказалась я. — И не хочу.
Хореографша нас, видимо, услышала,
— Продолжайте, барышни! — и подошла поближе, как-то по-особому выставив вперёд подбородок и склонив на бок свою голову.
— И почему же, Мария, вы не хотите приобщиться к высокому искусству хореографии?
Я посмотрела на старания Анечки, которая безуспешно пыталась растопыриться должным образом, и вместо ответа спросила:
— Скажите пожалуйста, а известно, кто вообще придумал все эти… ну-у?.. — я неопределённо покрутила пальцами в сторону приседающих девиц.
— Конечно! — вскинула брови хореографша. — Первоначальное описание танцевальных позиций было составлено при дворе французского короля Людовика Четырнадцатого, именуемого также королём-Солнце.
— У него, наверное, был природный дефект суставов, у этого Людовика? — искренне полюбопытствовала я. — Или психическое заболевание. Вряд ли человеку в здравом уме придёт в голову так выворачивать себе ноги.
Девчонки у станка зафыркали, вызвав строгий взгляд Агриппины.
У преподавательницы гневно затрепетали ноздри:
— Я бы рекомендовала вам воздержаться от подобных замечаний, барышня! Непонимание высокого искусства и красоты могут выставить вас в смешном виде в обществе.
Я пожала плечами:
— Я действительно не понимаю, что красивого в ступнях в сторону и раскоряченной промежности. По-моему, похоже на лягушку.
Смешки стали громче. Агриппина слегка покраснела и собралась вмешаться в диалог, но тут совершенно неожиданно, громко и гулко выступила Анечка:
— Вы как хотите, дамы, а я тоже отказываюсь. Срамн о, — она отошла от станка и села на лавку около двери, устало бросив на колени свои крупные руки. — Да и к чему мне это? В балете, при моих кондициях, скакать я не годна, как ни поверни, а чтобы вальс или польку станцевать, этак расклячиваться вовсе не надобно.
— Я тоже не хочу, — сказала Маруся, решительно вышла из строя и направилась к той же лавочке.
— Барышни, вы срываете урок, — строго посмотрела на них Агриппина.
Но Маруся ответила ей спокойным и даже холодным взглядом:
— Я считаю принуждение меня к данным экзерсисам унизительным и недопустимым и готова отстаивать свою позицию перед руководством.
— Хорошо, — Агриппина слегка поджала губы и встала. — Мы немедленно обратимся к госпоже директрисе. Кто-нибудь ещё желает присоединиться? Чтобы разрешить спор сразу и окончательно?
Были ли желающие — неизвестно, но больше никто не рискнул выступить с заявлениями, и к директрисе мы пошли вчетвером. Я, честно говоря, думала, что Анечка передумает и останется, но она шла за нами, монументально насупившись.
РАЗБИРАТЕЛЬСТВА
Надежда Генриховна с величайшим удивлением воззрилась на нашу делегацию, и это выражение крайнего изумления не сходило с её лица, пока Агриппина излагала ей суть произошедшего. После она отложила в сторону ручку, сложила руки друг на друга и спросила с чопорной интонацией: