Маша и Гром
Шрифт:
Во-вторых, я привлекла к себе кучу ненужного внимания. Я попала на радар к ментам и к бандиту одновременно. Бинго, Маша, молодец. Какая же ты умница.
В-третьих, неизвестно, как это все на меня отразится. Надеяться, что люди, которые организовали похищение Гордея, не узнают мое имя — просто смешно и глупо. Нужно быть последней дурой, чтобы так думать, а я ею не было, хотя и влезла вчера добровольно в чужие бандитские разборки.
Мое имя везде засвечено, как и мой паспорт, и мой адрес, и вообще все.
И с этим надо что-то делать. Кроме меня самой мне
Ха-ха. Господи, Маша, ну почему тебе не сиделось на жопе ровно в тех кустах, нахрена ты из них выскочила и начала строить из себя героиню.
За такими невеселыми размышлениями я и провела половину утра. Я бы и дальше там сидела, но очень захотелось чая, так что пришлось надеть черные брюки и водолазку, в которых я приехала, и, крадучись, выйти в коридор.
Огромный дом встретил меня тишиной. Он показался мне совсем неживым и заброшенным. Я медленно шла по длинному коридору, ведя рукой по прохладной, выкрашенной в светло-бежевый цвет стене. На кухне я застала кухарку Оксану Федоровну. Накануне вечером я видела ее лишь мельком, но мама мне рассказывала почти обо всех, с кем она работала, и повариха Оксана не стала исключением.
Завидев меня, эта немолодая женщина лет пятидесяти пяти всплеснула руками, выключила в раковине воду и принялась поспешно вытирать мокрые ладони о серый фартук. Надо признаться, я была слегка удивлена, когда мама впервые упомянула возраст Оксаны Федоровны и сказала, что она была даже старше ее! Мне почему-то казалось, что в доме бандита на кухне должен работать какой-нибудь изысканный обрусевший француз или итальянец, чтобы подавать к столу блюда с диковинными названиями — фуа-гра там, папарделле.
— Деточка, ты как себя чувствуешь? — Оксана Федоровна подошла ко мне.
Ее слегка полное, круглое лицо лучилось сочувствием.
Как и все остальные в особняке, она носила строгую форменную одежду серого цвета — платье с длинными рукавами длиной до колена. На поясе и груди у нее был завязан фартук, а волосы на затылке стянуты в тугой узел и убраны под ажурную резинку.
— Хочешь чего-нибудь? — спросила она прежде, чем я ответила на первый вопрос.
— Да я нормально, — я неловко пожала плечами, смутившись.
Я как-то не привыкла, чтобы обо мне беспокоился кто-то, кроме мамы.
— Все в порядке уже, — намного бодрее соврала я и покивала для убедительности. — Чаю захотелось, вот я и вышла...
— Ой, горе-то какое вчера приключилось, — невпопад запричитала она, а потом осеклась, услышав про чай. — Ну конечно, давай тебе чайку заварим. Может, с ромашкой для спокойствия? Есть черный, зеленый, с фруктами, с ягодами? Мед будешь? Есть с сотами прямо из банки...
Предлагая, она подошла к огромным шкафчикам, висящим вдоль длинной стены, и принялась вытаскивать
— Мне черный. Самый обычный, — сказала я наконец.
— Может, бергамотику добавим? А хочешь чабрец? — Оксана Федоровна остановилась и посмотрела на меня, трогательно прижимая к груди стеклянную банку.
— Давайте чабрец, — кивнула я, решив, что если откажусь от всего, то обижу ее. — Спасибо большое!
Мне показалось, она искренне хотела сделать мне что-то хорошее, хотя видела меня во второй раз в жизни. И про родство между мной и мамой не знала. Ну, наверное, это вскоре перестанет быть секретом, раз это известно и дяде Саше, и хозяину особняка, и ментам.
Пока заваривался чай — в красивом, фарфоровом чайнике — Оксана Федоровна продолжала причитать о вчерашнем вечере. Кажется, ей нужно было кому-то излить душу, и я отлично подошла для этой роли: молча кивала, соглашаясь с ней, и иногда вставляла гласные звуки, которые можно было принять за сочувствие.
— Как хоть ты не побоялась? — спрашивала она меня, разливая восхитительно ароматный чай по изящным кружечкам с тонкими ручками и золотистыми ободками.
Кружечки она поставила на белоснежные, начищенные до блеска блюдечки, а из многочисленных шкафов достала и выложила на отдельную тарелку печенье и рулетики с ягодной начинкой.
Несмотря на неважное самочувствие и бессонную ночь, я облизнулась. Сладости я обожала до дрожжи, но позволяла себе редко. Во-первых, покупные очень дорогие. Во-вторых, я и так питалась из рук вон плохо, поэтому старалась не подсаживать организм на сахар. Кажется, вид у меня был то ли жалкий, то ли голодный. Во всяком случае, Оксана Федоровна с сочувствием погладила меня по голове и подвинула тарелку ко мне вплотную.
— Ешь, деточка, ешь. Рулетики с клубничным кремом, я и сама их люблю.
От ее какой-то простой, душевной доброты мне захотелось вдруг разреветься. Она была немногим старше моей мамы, но мне казалось, что я пью на кухне чай со своей бабулей, которая изо всех сил старается посытнее накормить непутевую внучку.
Да уж. Ну я и расклеилась конечно. Все-таки вчерашний инцидент хорошенько выбил меня из колеи. Давно я за собой такой плаксивости и чувствительности не помню! Вот что с людьми делает немного ласки и доброты!
Решив не противиться, я потянулась к рулету и сама не заметила, как съела целых три! Под чай и сладости я узнала от Оксаны Федоровны, что «Гордей — хороший, вежливый мальчик». «Так и не скажешь сразу, что отец богатый». Комплимента удостоился даже бандит по кличе Гром. «Кирилл Олегович исключительный человек. Ни разу ни зарплату не задержал, ни голос не повысил».