Маша и Гром

Богачева Виктория

Кажется, она решила сделать вид, что ничего не было. И мне это подходило.

Мы стояли перед зеркалом, поправляя прически, а Катя еще стирала помаду и темный карандаш с губ — «блондинка с улицы велела не мазюкаться особо».

— Только фамилию слышала, — я солгала.

Конечно же, мать много рассказывала мне и о работе, и о хозяине, и о его семье. Гораздо больше, чем самой мне хотелось бы знать.

— О-о-о, подруга, да ты совсем темная. Ты откуда хоть, не с Москвы поди? — Катя покосилась на меня в отражении зеркала, и мне стоило большого труда, чтобы не ухмыльнуться

такому простонаречию.

— Просто не интересуюсь этим всем, — я пожала плечами и, смотря на свое отражение, подумала на секунду, что платье очень красивое и идет к моим темным волосам и бледной коже, и даже жаль, что нельзя будет забрать с собой.

Какая разница, где я родилась? Наверное, Катя удивилась бы, скажи, что я москвичка аж в четвертом поколении. Только вот оказались мы с ней в совершенно одинаковой жопе, раз нам приходится зарабатывать себе на жизнь подобным образом. И все поколения моих интеллигентных предков мне не пригодились.

И не спасли меня, когда я своими руками едва не разрушила себе жизнь.

— Говорят, он из солнцевских, — Катя еще сильнее понизила голос и слегка выкатила глаза, словно рассказывала огромный секрет.

— Если людей послушать, то из солнцевских сейчас каждый первый, — я фыркнула. — Кто только к ним не примазывается. Придурки.

— Ну-у-у, не знаю, — Катя с сомнением покачала головой. — Прикинь, сколько бабок на такую домину нужно? Три этажа отгрохать! А еще бассейн в доме где-то внизу, баня, бильярд, короче, полный фарш. Не в консерватории же он их заработал.

— А лучше бы там, — отрезала я жестко, одернула в последний раз платье и поспешила выйти из гардеробной, чтобы закончить неприятный разговор.

Едва мы показались на кухне, нас тут же нагрузили работой, и у меня не осталось времени ни злиться на новую знакомую за поднятую в разговоре тему, ни даже думать. Меня гоняли с подносами из кухни в гостиную и обратно, нагружали бесконечными тарелками, бокалами, чашками, столовыми приборами, бутылками, подносами с фруктами... Только и слышался быстрый стук низкий каблучков по роскошным полам — естественно, дорогущий паркет из дуба, или из чего там положено, я не разбиралась. Что тут говорить, если в гостиной был самый настоящий камин с самым настоящим живым огнем!

Я старалась ни на кого особо не смотреть и взглядом ни с кем не встречаться. Меньше знаешь — дольше живешь, уж эту пословицу я крепко усвоила. Зачем мне разглядывать чужие лица и гадать, кто они и кого они убили, чтобы оказаться в этот день в этой гостиной?

Еще можно ненароком кого-нибудь узнать!

Мало ли было продажных чиновников и государственных служащих, или бывших коллег отца. Да что говорить! Отцовский бывший сослуживец, которого я по детству помнила как дядю Сашу, работал начальником охраны у хозяина особняка. Именно он похлопотал за маму, чтобы ей дали здесь работу. Этот факт заставлял меня сжимать зубы и вежливо здороваться с ним всякий раз при встрече. И гнать из головы другие мысли. Как так случилось, что люди из органов, из армии шли работать к бандюганам?..

В какой-то момент гости разбрелись по огромному особняку: кто-то резался в бильярд на цокольном этаже, кто-то

пил коньяк в хозяйском кабинете. В гостиной включили магнитофон, и тут же заиграла проникновенная «Ах какая женщина».

— Возле столика напpотив

Ты сидишь вполобоpота,

Вся в лyчах ночного света.

Так само слyчилось вдpyг,

Что слова соpвались с гyб,

Закpyжило головy хмельнyю.

Ах, какая женщина, какая женщина,

Мне б такyю.

Ах, какая женщина, какая женщина,

Мне б такyю, — выводил душевным голосом Сергей Дубровин, пока бывшие бандиты кружили своих спутниц и любовниц в медленном танце по глянцевому, блестящему паркету. Каждый непременно держал свою женщину за талию и нашептывал на ушко всякие глупости, сползая рукой все ниже и ниже по спине, на ягодицы. Ну, тут все понятно. Следующей песней будет что-то из репертуара «Лесоповала», судя по общей атмосфере. Про белого лебедя и звезду на пруду.

Улучив минутку, я выскользнула на улицу подышать воздухом. Внутри было душно и жарко, и множество различных запахов и ароматов слились в один, удушающий.

Мне хотелось свежего воздуха и курить. Оказавшись на улице, я отошла от дома подальше, по дорожке к калитке заднего входа. Я знала, что там неподалеку в густых кустах стоит скамейка, надежно скрытая ото всех листвой. На ней я и устроилась. С наслаждением скинула на землю туфли, поджала под себя ноги и с неменьшим наслаждаем щелкнула зажигалкой, наконец-то закурив. Выпустив первое облачко дыма, я откинулась на спинку и запрокинула голову, любуясь темным, беззвездным небом.

Как же хорошо.

Я курила медленно, смакуя каждую затяжку. Жаль, что, когда сигарета закончится, придется вернуться в особняк. А так хотелось бы прогуляться по ночному лесу, послушать его звуки. Почувствовать себя свободной, необремененной десятком различных обязательств и мыслями, как заработать себе на жизнь.

С сожалением затушив окурок, я подула на него и сжала в кулаке, когда он остыл. Выброшу в доме. Не сорить же на красивый, ухоженный газон. Я уже приготовилась обувать туфли, когда поблизости зашуршал гравий на дорожке: кто-то шел. Потом раздался шум возни, я различила чье-то сопение, невнятное мычание — как будто человеку закрывали рукой рот, снова возня и — всхлип.

Детский всхлип.

Я застыла на месте, задержав дыхание. Я лихорадочно соображала, что делать. До всхлипа я бы предпочла затаиться в своем укромном уголке, отделенном от дорожки густыми кустами, и ни во что не вмешиваться. Целее будет.

Но этот всхлип. Кто-то волочил куда-то ребенка, и тот явно был против.

— Да выруби ты уже этого сопляка, — прозвучал тихий, недовольный шепот.

Когда раздался хлюпающий звук удара, я уже не думала. Босиком я выскочила из кустов на дорожку.