Маша и Гром
Шрифт:
— Почему он сделал это? Крестный Гордея? Кстати, не знала, что ты верующий… — она выразительно хмыкнула.
— Без понятия. Его самого уже не спросить, — я залпом осушил плескавшийся на дне кружки виски и налил себе еще. Шпильку насчет верующего я решил проигнорировать. Силенок у нее не хватит меня куснуть.
— И ты его не подозревал?
— Если бы подозревал, и близко не подпустил бы в Гордею, — проворчал я. Это вроде как очевидно.
Не единожды за прошедшее время я задавался вопросом, как я мог пропустить момент, когда Капитан превратился
же, как не почувствовал, когда моя бывшая решила, что залететь от меня — хорошая идея, хотя я сто раз говорил, что мне не нужны дети. Это невозможно почувствовать, только если не заниматься анализом окружающих каждую свободную минуту, а у меня не было времени на это.
— А аварию тоже он, получается? Ну, в смысле, подстроил? — Маша покачала в руках кружку с вином и сделала еще один небольшой глоток.
— Не знаю. Не уверен.
Я понял, что сказал ей правду. Конечно, обвинить во все Капитана было проще всего. На первый взгляд выглядело вполне логично: похищение, авария, попытка убить меня в родительском доме. Но только если не копать глубже. Сначала Гордея хотели похитить. С какой целью? Раньше я думал, чтобы получить выкуп или надавить на меня, или отомстить. Теперь, когда я знаю, что за похищением стоял Капитан, я думал, что он хотел на меня надавить.
Но зачем убивать и меня, и Гордея сразу после неудачной попытки? Это нелогично и теряется весь смысл похищения, если мы с сыном оба будем мертвы. Возможно, так совпало, что в один момент меня решили мочить сразу с двух сторон.
— Я даже не знаю, действовал ли Капитан один.
— Сколько же ты нажил себе врагов, — на выдохе произнесла Маша. — Если даже не знаешь, кто мог бы желать тебе смерти.
— Сколько нажил — все мои, — я ухмыльнулся и пожал плечами.
Что толку теперь об этом думать.
— Я жил, как умел, — сказал я вслух, хотя изначально не собирался.
— И теперь расплачиваешься, — она вновь потянулась за виноградом.
— Встречаюсь с последствиями принятых решений, — я отсалютовал ей кружкой.
Она задумчиво смотрела на меня, накручивая тонкую прядь волос на указательный палец. Странно, но именно в тот день, когда по моему приказу убили человека, а я сам вернулся домой со следами крови на одежде, я не видел в ее взгляде осуждения, которое было в нем почти всегда.
— Ты когда-нибудь думал, что все могло сложиться иначе? Что ты мог бы стать кем-то другим?
— А не бандитом? — договорил я то, что она не решилась сказать мне в лицо. Грустная усмешка искривила ее губы, и она кивнула.
— Думал, но какая теперь разница.
Я никогда не видел смысла убиваться по прошлому. Что толку гадать, как оно сложилось бы? Мы не можем изменить то, что уже сделано. Кем бы я был без двух сроков в Афгане? Кем бы я был, если бы не вернулся в полнейшую разруху и пустоту; туда, где никто не ждал своих «героев»? Кем бы я был, если бы не развалился Союз? Я никогда не узнаю. Нужно жить с тем, что есть.
—
Что же ты могла такого натворить?..
Она прочистила горло и хмыкнула, пытаясь побороть минутную слабость.
— Почему он так с тобой поступил? — спросила она, и не нужно было уточнять имя, чтобы понять, о ком она говорила. — Не поделили женщину? — она снова попыталась меня поддеть.
— Мы никогда не делили женщин, — я с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Невозможно придумать что-то более пошлое и приземленное, чем рушить дружбу из-за баб.
Больше всего Капитан был недоволен легализацией бизнеса и приобретением завода. Но это казалось сущей мелочью по сравнению со всем остальным, через что мы прошли вместе. Неужели такая херня могла толкнуть его на предательство? Какой-то сраный бизнес, какой-то сраный завод. Из-за этого похищают детей своих друзей? У меня не было ответа на этот вопрос.
— Хер его знает, — я так и ответил ей и сделал большой глоток виски.
Внутри по телу, где-то в районе груди разливалось приятное тепло. Виски всегда обжигал глотку, но согревал.
— Я жалею, что не отказалась от работы у тебя, — сказала вдруг Маша и поставила на стол опустевшую кружку.
Я взял в руку бутылку и вопросительно посмотрел на нее, и, помедлив, она все же кивнула. Налив вина в ее кружку, я не стал ничего отвечать. Все и так было понятно.
— Раньше у меня была хоть какая-то жизнь, — но ей, похоже, и не требовался мой ответ. — Хоть какая-то, но моя. Она принадлежала мне. У меня была работа, была комнатка — небольшая, в уродливой квартире, но я могла распоряжаться ею так, как хотела. И жизнью тоже... — под конец ее голос стал не громче шепота.
Она говорила с горечью, которую я бы не заподозрил у девчонки ее лет. Она подняла на меня лихорадочный взгляд, и я вдруг понял, как изменилось ее лицо с того дня, когда я впервые увидел ее. Она словно постарела на несколько лет. И похудела на пару размеров. Ее прежнюю напоминали только огромные, темные глазища, которые я запомнил еще в вечер, когда пытались похитить Гордея. Как она стреляла ими то в меня, то в Иваныча, то в ментов...
— Найдем мы тебе работу, — мне захотелось ее утешить. И я действительно собирался ей помочь, когда все поутихнет. Лгала она мне или нет, но Маша оказалась втянута во все это из-за меня. А я умел платить по своим долгам.
Она невесело на меня посмотрела и покачала головой, словно я был неразумным младенцем. Ну, хорошо, что огрызаться в привычной манере не начала.
— Ты не понимаешь, — сказала он с уверенностью. — Я себе все это сама создала, понимаешь? Как смогла. Пусть некрасивое, пусть бедное, но я сама... После Бражника, — ее голос дрогнул и сорвался, и ей пришлось откашляться, чтобы вернуть себе контроль, — после Бражника я осталась на улице. Он все у меня забрал, всю мою жизнь. И я отстроила ее. Заново. И теперь, кажется, снова потеряла…