Маша и Гром
Шрифт:
Он сказал что-то еще, но я уже не услышал. Бормотания Жгута лились мимо моих ушей, и все, о чем я могу думать, была его последняя фраза. Заказчик любил наряжаться. Носил костюмы.
Я посмотрел на Иваныча и увидел у него в глазах все то же самое, что чувствовал сам: сомнение, неуверенность в своей догадке, недоверие к услышанному.
Но где-то глубоко внутри я знал, что это было правдой. Это было логичное и единственное объяснение. Капитан заказал похищение Гордея. Пазл в моей голове потихоньку сложился.
— ... все, Гром,
Я кивнул Иванычу, и тот прикончил отморозка выстрелом в затылок. Его тело вместе со стулом рухнуло к моим ногам, и от удара со старого паркета в воздух взлетела многолетняя пыль. Вдвоем с Мельником они остались на квартире — прибрать, а я вместе с водителем вернулся домой глубокой ночью. Всю обратную дорогу, пока мы гнали сквозь темноту по слабо освещенной трассе, я чувствовал себя так, словно внутри что-то выворачивалось на изнанку. С предательством Капитана я уже смирился. Это отболело, и я перестал злиться всякий раз, когда только думал о бывшем лучшем друге. Но к тому, что я узнал о нем сегодня, я не был готов. Я сделал его крестным своего сына, а он предал и его. Лживый циничный ублюдок.
Зато прояснилась вещь, над разгадкой которой Иваныч бился уже третью неделю. Как похитителям удалось так легко просочиться в список гостей, как та девка смогла попасть в мой дом под чужим именем? Все очень просто. Капитан был моим ближайшим другом, моей правой рукой. Естественно, он был в курсе всего, связанного с тем ужином. Он запросто мог вписать чье-угодно имя в лист гостей. Запросто мог просунуть ту деваху в обход Иваныча.
Никто не ожидал такого предательства. Никто даже не предполагал, что защищаться надо не от чужих. Защищаться нужно от своих, потому что они бьют куда больнее и глубже.
Когда мы доехали до дома, от числа выкуренных сигарет мне хотелось блевать. Я курил и курил, но все никак не мог выжечь свое ноющее нутро. Даже пуля била не так больно. И от дырки в боку помогали таблетки. А что поможет от загнанного мне в спину ножа, который проворачивают и проворачивают каждый день?
Идя от забора по дорожке, я увидел, что с задней стороны дома, в окнах кухни горит свет. Было у меня подозрение, кто может не спать в такой поздний час. Ноги сами принесли меня к чёрному входу, которым пользовались персонал и охрана. Я прошел по коридору, нарочно громко топая. Захочет уйти — уйдет, времени я дал ей достаточно.
Но она осталась. Я остановился в дверях и увидел Машу, которая сидела за высоким столом и держала в руках чашку с чем-то горячим: от нее наверх поднимался пар.
— Что с тобой случилось?! — спросила она, и я понял, что после допроса жгута не сменил шмотки.
Хорошо, что смысл с рук его засохшую кровь, и теперь на ладонях алели разбитые, ободранные костяшки.
* гостиница Москва
***
— Что с тобой случилось?! — спросила она, и
Хорошо, что смысл с рук его засохшую кровь, и теперь на ладонях алели разбитые, ободранные костяшки.
***
— Ты что убил кого-то?
Проницательная девочка. Она отодвинула в сторону стоявшую перед ней тарелку с виноградом и скрестила на груди руки.
Я дернул плечами, что не обозначало ни да, ни нет, и прошел в угол, к самому дальнему шкафу. Достал из него нетронутую бутылку виски и, открыв, плеснул в ближайшую чашку, которая подвернулась под руку. Кинул в нее льда из морозилки и сделал большой глоток.
За моей спиной фыркнула Маша, и я обернулся.
— Из чашки? Серьезно? — спросила она, смешно наморщив нос.
— Похищение Гордея заказал мой друг. Его крестный.
Я не собирался с ней откровенничать, видит бог. И мысли такой не было. Признание вырвалось наружу как-то само. Видимо, слишком тяжело было носить все это дерьмо внутри. Я хотел с кем-то поделиться, сам того не осознавая.
— Откуда ты знаешь? — приложив ладонь к полуоткрытому рту, она покачала головой.
— Поговорил с исполнителем. Который сбежал тогда.
— Так вы, наконец, его нашли, — она помолчала, обдумывая что-то. Оторвала от грозди одну ягоду и принялась почему-то очищать ее от тонкой кожицы.
Она сперва полностью расправилась с ней и лишь потом приступила к мякоти, положив виноградину в рот. А я стоял и наблюдал за нею, словно завороженный.
— А вино здесь есть?
— У меня в кабинете, — я удивился вопросу, но не подал вида. Обычно она всегда отказывалась, если я предлагал ей выпить.
— Ну нет, — Маша тряхнула головой и потянулась за следующей виноградиной, — у тебя в кабинете я пить не буду.
— Посиди здесь, — сказал я ей и вышел из кухни.
Я взбежал по лестнице на второй этаж. Проходя мимо, приоткрыл дверь в спальню Гордея и убедился, что сын спит. Из шкафа в кабинете я достал две бутылки вина — красное и белое и вместе с ними вернулся на кухню. Это стоило сделать хотя бы ради выражения лица девчонки: она смотрела на бутылки в моих руках, словно на ядовитых змей. Ее рот забавно приоткрылся, образовав букву «о». Да уж. Кем она меня считает, пещерным человеком? Я что, по ее мнению, за бабами не знаю, как ухаживать?
— Какое?
Она указала на белое, и я открыл бутылку и налил ей в такую же кружку, из которой пил виски.
— Итальянское… — протянула Маша, разглядывая этикетку. — Откуда?
— Друзья привезли.
Она сделала небольшой глоток и поморщилась. Я хмыкнул. После привычного полусладкого пить итальянское полусухое было тяжело. Она подвинула к себе тарелку с виноградом и подперла правую щеку ладонью, склонив голову на бок. Распущенные волосы были перекинуты на левый бок, и их длинные кончики лежали поверх ее груди. Темные глаза испытующе смотрели на меня.