Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Машина вылетела на обочину и зависла над кюветом, потому что за секунду до падения Миф успел затормозить. Он обернулся – губы были презрительно сжаты. Мимо, гудя, как пароход, пронёсся огромный грузовик.
– Я же сказал, мне всё равно, как ты это называешь. И хватит пудрить мне мозги. Ты не можешь любить меня теперь. Я не верю. А если хочешь надавать на жалость, то фокус не пройдёт.
Она слишком устала, чтобы спорить, но пнула его сиденье и сказала:
– Вы равняете всех по себе.
Миф мотнул головой, опять блеснули в
– Невозможно любить того, кто предал.
– Да вы вообще любить не способны. – Маша откинулась на спинку сиденья. – Никого, кроме себя.
За окном качалась под ветром сухая трава – степь тянулась до самого горизонта, деревья притаились испуганными стайками. Куда бежать? Ни одного дома в зоне видимости. Телефон и сумка – у Мифа. Без денег она далеко не убежит.
– Ты жить меня не учи, – сказал он и снова завёл автомобиль. Маша видела, как нервно подрагивают руки Мифа на руле. Внешне он всегда был спокоен, а изнутри?
– Куда мы едем? Я хочу есть, – буркнула Маша в сторону.
– Успеешь.
Глава 6. В сущности
Ты слышишь – кто-то рядом.
Степь накрылась темнотой, как одеялом. Фосфоресцировали чёрно-белые дорожные ограждения, и горели красные глаза теплоцентрали, но до них всё время было далеко. Маша задремала, привалившись боком к дверце.
Ей снилась кладбищенская сущность: туман под ногами, низкий гул, от которого покачивалась трава, деревья, прорастающие сквозь мёртвых. Постепенно гул складывался в тихий ласковый напев – дрожащий мягкий голос выводил колыбельную. Несколько нот, две строчки, протяжное подвывание и всё заново.
Это была женщиной с кукольно-бледной кожей. На руках – рваные кружевные перчатки, в волосах запутались травинки. Подол её платья туманом расстилался на всё кладбище. Она шла медленно, делала шаг и ждала, делала шаг и снова ждала, глядя Маше в спину.
С бешено колотящимся сердцем Маша проснулась. Вспомнила, что сущность – образование нечеловеческой природы. Очеловечивает её только воображение – лепит, как из пластилина, фигурку, которую легче понять и признать, чем абстрактную энергетику места. От этого стало спокойнее.
Она облизнула сухие губы. Миф сосредоточенно вёл машину. Вокруг горели городские огни, их было много, желтоватых и тусклых. Мигнул на перекрёстке светофор и автомобиль Мифа с двумя другими тронулся с места. Когда она засыпала, вокруг была степь.
– Что это за город? – Маша озиралась на светящиеся окна магазинчиков и редкие фонари. Они переехали горбатый мост, свет фар выхватил из темноты чугунные перила. Она не узнавала этих улиц, и людей на улицах почти не было.
Миф пропустил её вопрос мимо ушей. Он заметно устал – то и дело клевал носом, но каждый раз вздрагивал и снова принимался следить за дорогой. Под колёсами застучала брусчатка.
– Так, – сказал он, въехав в тёмный двор. Сжал пальцами переносицу, сшибив очки вниз. –
Маша попробовала дёрнуть дверцу, но не смогла открыть её больше, чем на сантиметр – упёрлась в кирпичную кладку. Как в полусне попробовала ещё раз – железо проскребло по кирпичам.
– С другой стороны, – раздражённо прикрикнул Миф.
Она вышла, попала ногой в лужу и ощутила, как затекло всё тело. Дом вырастал из темноты, как будто был в неё закопан. Маша не сразу поняла, что это дом. Прямоугольники окон были тёмными.
Взяв её за локоть, Миф взошёл по трём скрипучим ступеням. Пасть подъезда разинулась им навстречу. Оттуда ничем не пахло, будто старый дом был стерильным. Деревянные лестницы скрипели на все голоса.
В руках Мифа оказалась гремящая связка брелков. Там, Маше почудилось, она различила знакомый оскал летучей мыши, но тут же потеряла его из виду.
– Зачем вам столько брелоков?
– Это вещи живых людей. Пока они у меня, сила этих людей меня охраняет.
Миф втолкнул её в крошечную прихожую, набитую хламом, о который Маша раз пять споткнулась, и включил свет. Лампочка закачалась, и Маша увидела, как с потолка разбежались штук десять толстых тараканов.
– Это чистый дом? – удивилась она, вспоминая скрипучие лестницы и пасть подъезда – в таких домах, казалось бы, должны водиться самые жуткие сущности.
– Ну да. Он приготовлен под снос, поэтому здесь почти никто не живёт. – Миф запер входную дверь и постоял, привалившись к ней спиной. Он выглядел старше своих лет, и Маша вспомнила тот день, когда столкнулась с ним в коридоре, так запали глаза и кожа обтянула выступающие скулы. Она испугалась.
– Что с вами?
Миф криво усмехнулся.
– Со мной проклятье, ты ещё не поняла? Раздевайся и марш на кухню.
Раздеваться она не стала: квартира не отапливалась, а на старой газовой плите работала всего одна горелка. Ручки остальных были выломаны. Кран долго плевался ржавчиной и грязью, а из-под чайника выскочил ещё один таракан. Маша посмотрела на него почти что с нежностью.
Миф вошёл и тут же опустился на табуретку.
– Подай мне белый пакет. Да не там, бестолочь, шкафчик слева от плиты.
Проглотив замечание о том, что она не обязана знать, что где лежит в чужой квартире, Маша вынула шуршащий пакет и подала ему. За полиэтиленом проглядывались упаковки с надписями – лекарства, скорее всего.
Маша стояла, прижавшись спиной к кухонной тумбе. Она смотрела, как Миф подрагивающими пальцами развязывает тугой узел на полиэтилене. Морщился, ругает весь мир вполголоса, сжимает уставшие пальцы в кулаки.
Она отдавала себе отчёт в том, что могла сбежать. Перевес сил был на её стороне. Просто сбежать – вон из квартиры, вниз по лестнице, в чужой город. Плевать, что в чужой. Главное – вокруг будут люди, а не сущности. С людьми можно договориться. В конце концов, она найдёт отделение полиции и потребует позвонить в институт.