Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
– Ты знаешь…
Алекс вдруг отступил.
– Я не хочу ничего слышать про твоего бывшего. Это пройдёт. Я знаю, всё будет хорошо, ты только не уходи. Пообещай мне, что не уйдёшь.
Она чувствовала себя прикованной наручниками к батарее. Хотела сбежать, а не могла. Выдуманный мир и настоящий так удачно совпали, что ей не пришлось объясняться – Алекс сам умножит три на четыре. Вышло красиво, как в любовном романе.
Они сидели на подоконнике лестничного окна – между четвёртым и пятым этажами. В спину поддувало
– Знаешь, жизнь – такая удивительная штука, – сказал он, сощуривая глаза, как будто в тупике общажного коридора притаилась великая мудрость, и её требовалось рассмотреть. – У меня была девушка, но её пришлось бросить. Она меня не понимала!
– Это как раз таки не удивительно. Иногда даже я тебя не понимаю, – усмехнулась Маша, покачивая в воздухе ногами. Она наблюдала за серой тенью, которая то выползала из-за дверного косяка, то пряталась обратно. Мимо проскочила девушка с первого курса – тень вытянулась и потемнела, напитавшись от её страха.
– Не оборачивайся! – крикнула в спину первокурснице Маша.
Тренькнула гитарная струна, как будто всхлипнул ребёнок. На четвёртом этаже захлопали дверями.
«Сейчас позовут комендантшу или просто прибегут ругаться», – лениво подумала она, но никто не вышел на лестницу. Тень забилась в угол, так что теперь её вряд ли получилось бы отличить от обычной игры света. Мигнула тусклая лампочка.
– А мне сегодня, кажется, делали предложение, – улыбнулась Маша.
– Надеюсь, ты отказалась?
Она кивнула.
– Ну и правильно, любовь – это крест, который весьма трудно тащить по жизни.
– И это мне ты говоришь, творческая личность? – усмехнулась Маша, забрасывая ногу на ногу. Мимо тени прошлёпала Инесса – девушка из второй группы, бросилась, не глядя, щепоткой кирпичной крошки и соли. – Любовь – это вдохновение.
Рауль задумчиво ущипнул гитарную струну, она взвизгнула, как испуганная собачонка.
– Выдуманная любовь – вдохновение. Настоящая – тяжёлый крест. Я тебе не советую.
Она усмехнулась. В спину дуло ледяным сквозняком, и хоть батареи под окном были горячими, она всё равно продрогла. Маша больше не спала ночами, теперь она просто не могла спать. Она слышала разом весь не-человеческий город, его шаги, стоны, шорохи. Она оборачивалась и наступала на седьмые ступеньки. Влипнуть сильнее, чем влипла она, было невозможно. Ночами она сидела в гудевших душевых и на открытых окнах.
Иногда к ней приходили одногруппники. Маша подозревала, что они договорились и приходили по очереди. Они, наверное, боялись за неё. Позавчера с ней сидела Ляля, клевала носом в конспекты, но трещала без умолку. Вчера – Ник готовил оладушки, и они с Машей просидели всю ночь на кухне. Завтра наверняка не будет спать Сабрина.
Хотя теперь-то ей
* * *
Горгулья пришла на вторую пару и одним жестом заставила молчать всех, включая покрасневшего Максима и Лялю, которая грустно маячила у доски.
– Маша Орлова, зайди ко мне в кабинет после занятий.
Хлопнули двери. Со всех сторон на Машу посыпались смешки и косые взгляды. Сидящий сзади Рауль ткнул её в спину отточенным карандашом.
– Ей, красавица, что ты опять натворила?
Маша дёрнула плечом.
– Я из-за тебя в идиотский ситуации, – сказала она Сабрине.
Та приподняла левую бровь. Правой у неё получалось выразительнее, но Маша сидела слева.
– Ты в ней не из-за меня.
Опять заговорила Ляля, пространно рассуждая о решении задачки – когда она не знала решения, всегда пускалась в размышления. Маша собрала тетрадки и ручки в сумку, не дожидаясь конца пары, и ещё минут двадцать сидела перед пустым столом. Ничего не записывала и старалась никуда не смотреть.
После звонка она взбежала по лестнице так быстро, как только смогла, растолкала тихих первокурсников, которые толпились перед большой лекционной аудиторией. Кабинет Горгульи был в самом конце коридора.
Маша постучала и, ничего не услышав, нажала на ручку. Горгулья сидела за столом. В серой форме, сосредоточенная, сжатая. Она подняла глаза на Машу и кивнула.
– Садись, куда хочешь.
Маша выбрала стул у окна, в середине длинного ряда. Так ей казалось безопаснее. Горгулья поднялась и прошлась перед ней, с силой впечатывая в пол низкие каблуки туфель.
– Так значит, проклятье, – сказала она таким тоном, будто они продолжали давний разговор. – И ты можешь объяснить мне, как всё получилось?
У Маши пересохло во рту, а язык намертво прилип к нёбу. Рассказывать обсидиановой горгулье про любовь? Она сочтёт всё выдумкой, сумасшествием, температурным бредом, да чем угодно, кроме правды. Сумка оттягивала плечо. Маша бросила её на соседний стул.
Горгулья села рядом и заглянула Маше в лицо сквозь занавеску её волос. Неожиданно мягко сказала:
– Не бойся. Я заметила, что ты стала другой. С тобой что-то произошло.
Маша не знала, что отвечать. Ей удивительно было уже то, что Горгулья сидела рядом и так спокойно размышляла – изменилась. Изменилась – значит, сначала была одна, а потом стала другая. Какой же она была раньше?
Она закрыла глаза.
– В общем, мы с ним бывали на разных… объектах, и я вытаскивала сущности. Или не вытаскивала.
Горгулья резко подобралась.
– На каких именно? Можешь перечислить все?