Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
– Так значит, ты их и правда на меня хотела натравить? – спросил Миф почти со смехом, как будто Маша атаковала его игрушечными солдатиками.
– Если бы я могла, я бы всю вашу жизнь разрушила. – От её дыхания на стекле появился запотевший островок.
– Ну-ну, и что бы ты сделала? Рассказала бы жене про любовницу? Домовых бы подняла на восстание? Не смеши. Разрушила бы она… Силёнки не те.
Маша закрыла глаза и в шуме двигателя попыталась различить знакомые нечеловеческие шаги. Напрасно – он был слишком далеко. Она сознательно тянула его в другой конец
Стекло было холодным – Маша прижималась к нему лбом. На светофорах на неё оборачивались водители и прохожие. Может быть, стоило покричать о помощи, постучать в стекло, чтобы обратили внимание, а потом на ближайшем посту дорожной полиции остановили бы Мифа. Маша думала обо всём этом вяло, словно бы следила за действиями персонажей в фильме. Она устала.
Минула черта города.
– Зря вы так ругаетесь, Мифодий Кириллович, – сказала она, тщательно артикулируя, зная, что ему неприятно так называться. – Я почти вытащила сущность из дома на улице Восстания. Я бы вытащила и посмотрела, могла она наложить проклятье или нет.
Миф даже не глянул в сторону Маши.
– Узнала. Сожрал бы он тебя, вот и всё.
– Так вы меня спасаете?
За окном потянулись реденькие лесопосадки. Молодые сосны протягивали ветви к машине, а ветер у обочин поднимал крошечные вихри из листьев. Маша оглянулась на город, убегающий назад, и ей стало жутко. Она скрюченными пальцами поцарапалась в стекло.
Миф заговорил, сначала вовсе себе под нос, потом громче, но всё равно – Маше не полагалось слышать его слова. Он говорил сам с собой.
– Надоело. Они считают, что могут мне указывать. Собрали заседание кафедры, заседальцы недоделанные. Воспитывать собираются. Какое тут, ко всем демонам, воспитание.
Он мельком глянул на Машу и одобрительно усмехнулся, оценив её пришибленный вид.
– Нет на тебе проклятья, можешь не убиваться так. Оно до сих пор на мне.
Она хотела вдохнуть и не смогла.
– Как это на вас? А то, что со мной творится – это что такое?
– Какое – такое? – Миф покачал головой, не отрывая взгляда от дороги, хотя она была почти пустая.
Редко-редко навстречу им выезжала машина – выныривала из тумана в низине и проносилась мимо, заставляя пригибаться сухую придорожную траву. Дорога шла с холма на холм, вверх-вниз.
– Насколько я знаю, ничего с тобой не было. Статью украли – так сама виновата. Нечего было отдавать её первому встречному. А с дракой совсем просто – уважительнее надо со старшими, уважительнее. И ничему тебя жизнь не учит. Давай сюда телефон.
Маша послушно вытащила его из сумки – холодное безжизненное тельце – и протянула Мифу. Одной рукой он вскрыл мобильный, вытряхнул аккумулятор и карту и бросил всё это в бардачок.
Она сидела неподвижно. Сосны за окном изошли на нет, и потянулись глухие бетонные заборы с пиками на верхушках. Машина чуть подскочила на железнодорожном переезде.
– И что теперь? – спросила Маша звенящим от злости голосом. – Заново проклинать будете?
– Есть одно предположение, –
– Какое?
Он не ответил. Свернул с главной трассы влево, потом ещё раз влево. Машина запрыгала по размытой дождями грунтовке.
– Какое? – крикнула Маша, срываясь на высокие ноты.
Вдалеке, в туманном мареве, замаячили низенькие строения, ограды, вихляющая лента дороги. Миф усмехнулся. «Истеричка», – подумал он. Маша готова была поклясться, что он подумал именно так.
– Ну, дело в том, что проклинать могут не только сущности. Что вообще значит – проклинать? Ты слышала? Читала хоть? Я на твоём месте перерыл бы всю библиотеку. Так значит, проклятье – некое недоброе пожелание. Очень сильное. Оно въедается в человека, пожирает его изнутри, как глист. Ясно тебе?
Маша сидела, глядя на дорогу. Из тумана торчали острые пики и крыши, как грибы. Крыш было всего несколько, и все они – маленькие, под какими не поместится и самая захудалая халупа. Потом машина нырнула в ещё один овраг, туман стал ближе, строения приблизились, и Маша увидела кладбище: сторожку, несколько старых склепов вдалеке, кресты, кресты, кресты до горизонта.
Судя по крестам, кладбище было очень старым, сейчас уже так не хоронили. Миф вздохнул, тяжело, как будто горло ему перетянули удавкой.
– Сущность проклинает именно потому, что она такой создана. Изначально враждебной. Человек проклинает, только если очень сильно ненавидит. Знаешь, как это?
Маша пожала плечами. Она терпеть не могла философские размышления за кружкой чая. Или за рулём машины, как сейчас.
– А мне кажется, ты знаешь.
– Вы хотите сказать, что это я вас прокляла?
Она закрыла глаза и почти услышала шаги – где-то на периферии сознания, так тихо, как будто она их нафантазировала. Но они были.
Миф ей больше ничего не сказал. У ворот он остановил машину и вышел поговорить со сторожем. Через запотевшие стёкла Маша видела, как Миф демонстрирует сторожу синее удостоверение. Тот достаёт очки из кармана пуховика, внимательно вчитывается и кивает.
Маша ткнулась в бардачок. Ломая в отчаянии ногти, вытащила откуда мобильный, сунула на место аккумулятор.
– Вот не доходит с первого раза. Отдай. – Миф вырвал телефон из её одеревеневших пальцев.
Когда он вернулся за руль, в машину проник резкий запах мёрзлого воздуха и высокого неба. Маша старалась не дышать, вжавшись в дверцу со своей стороны. Она жалела, что не села назад: вытащить её оттуда было бы труднее.
Сторож загремел цепями, заскрипел воротами. Створки вычертили полукруги на подтаявшей земле. Они въехали на кладбище, и вокруг разом стало тише.
Аллеи здесь спутались в паутину, а главная то и дело двоилась и троилась. Ехать приходилось очень медленно, один раз Миф чуть не угодил колесом в воронку просевшей земли и долго ругался от облегчения, что всё-таки не угодил. Посреди дороги оказалось дерево – уверенная сосна одним боком подпирала оградку, и проехать мимо было невозможно. Миф остановил машину так близко к дереву, что это стало ясно.