Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Она подняла телефонную трубку, в задумчивости покусала ноготь.
– Семнадцатая гимназия. С вами говорит следователь Центра. Будьте добры переслать мне актуальный список учителей. Да, всех, которые работают с детьми. Да, обслуживающий персонал тоже было бы неплохо. Нет, строителей, которые приходили прошлым летом, не обязательно. Спасибо.
Маша долго рылась в базах данных, пока не нашла данные об учителях исчезнувшей школы. Дотошно сравнила их со списками учителей семнадцатой гимназии: ни единого совпадения.
– Тьфу, –
Она всё-таки налила себе чаю и ещё раз перелистала базы данных по исчезнувшей школе. Любопытная деталь: если верить документам, трое детей погибли как раз в тот момент, когда у класса сменился руководитель. Как, интересно, связаны эти факты? Может быть, бывшего уволили в связи с профнепригодностью?
Чай неприятно горчил, и Маша отставила кружку, снова уставившись в компьютер. Что, если поговорить с кем-нибудь из одноклассников убитых? Наверняка такие вещи хорошо запоминаются. Она пролистала списки класса – всего двенадцать человек. Прижала к щеке прохладную телефонную трубку.
– Мартимер, я сейчас вышлю тебе список людей, мне нужны их телефоны и адреса, по возможности, если эти люди живы, конечно.
– Ага, – чуть отстранённо отозвался Мартимер из телефонной трубки. – Высылаешь? Ага, получил. Ты смеёшься? Это же твоя мама.
Мгновение она не мигая смотрела на экран, потом поняла: та тринадцатилетняя девочка в списке класса действительно её мать, не однофамилица, не опечатка в электронном реестре.
– Так что, найти тебе её телефон и адрес? – меланхолично поинтересовался Мартимер.
– Нет, ищи всех остальных.
Маша положила трубку. Звонить или нет? Дело есть дело, и у неё нарисовался замечательный шанс узнать, что же на самом деле произошло в том классе. С другой стороны, мама никогда не отличалась болтливостью. В третьей стороны – отпуск, в который Антонио её не отпустит с нераскрытым делом, нет-нет, тут уж хоть тресни.
Телефон отозвался утомительно долгими гудками.
…Маша поднялась и открыла окно: ей вдруг стало невыносимо душно.
– Но ты же можешь рассказать мне, почему погибли трое твоих одноклассников?
– Я мало что знаю о том деле. Лучше поговори с нашей классной. Ей тогда досталось из-за этих смертей, она должна помнить. – Голос мамы был делано-безразличным. Именно таким, каким говорят, если стремятся всеми силами обозначить свою непричастность.
– Я не понимаю.
– Я помню её имя – Раскольникова Елизавета Николаевна. Поищи по своим каналам. Я уверена, это будет несложно.
– И на том спасибо, – выдохнула Маша, хотя её так и тянуло высказать, что имя учительницы она и так
– Всё? – спросила мама.
– Да. Пока.
Оборванное вышло прощание. Маша села в кресло и повозила мышкой по столу – компьютер ожил. Раскольникова Елизавета Николаевна. Если верить документам, проработала в школе месяца два, не больше. Не удивительно, если при ней покончили с собой трое учеников.
Она жила в спальном районе, где оранжевые свечки высоток подтыкали прозрачное небо. На детской площадке было пусто, в палисадниках цвёл жасмин. Маша прорвалась через препятствие кодового замка, и в чистом подъезде быстро нашла квартиру.
Тогда она впервые пожалела о том, что надела платье. Как знак мести Антонио оно вполне подходило, но в глазах бывшей учительницы не добавило бы Маше и капли серьёзности и профессионализма. Она замерла под дверью, вздохнула и надавила на звонок.
Дверь открыли почти сразу. На пороге возникла стройная женщина в тёмном не по-летнему платье. Светлые волосы, стянутые на затылке, спускались почти до поясницы. Учительница она там была или нет, но в её присутствии Маша вдруг оробела.
– Здравствуйте. Вы Елизавета Николаевна?
– Да, это вы мне звонили? Проходите.
Она посторонилась, впуская Машу. Вся квартира была наполнена солнечным светом. Походя Маша рассматривала толстые научные книги на полках, путалась в названиях – слишком длинные слова.
– Я так понимаю, вы пришли из-за тех случаев в школе. – Елизавета усмехнулась. – Да уж неужели в тот раз не закончили?
Они расположились на кухне.
– Видите ли, похожие смерти детей повторились. И мне передали это дело только сегодня, а до этого его вёл другой следователь.
Елизавета смотрела на Машу очень внимательно, и та мысленно не прекращала ругать себя. Ещё бы – девчонка в мини-платье, какой следователь! Сейчас выскажет все свои мысли по этому поводу.
– Спрашивайте, что хотели, – только и произнесла бывшая учительница, усаживаясь за стол напротив Маши. – С тех пор я никогда не работала в школе, но до сих пор преподаю в университете. Биологический факультет. А вы случайно не дочь той самой Веры Орловой?
– Совершенно случайно, – кивнула Маша.
Елизавета положила локти на стол, чуть склоняясь к ней.
– Надо же, как тесен мир. Вера была первой красавицей в моём классе.
Маша ждала вопросов и охов-вздохов, но ничего подобного.
– Расскажите мне о случаях с детьми. Что произошло?
В окна подглядывало искреннее солнце. На пятнадцатом этаже – слишком высоко, чтобы слушать шум машин и разговоры прохожих – пели птицы. В светлой кухне с белыми шторками на окнах и старомодными вязаными кружевами на полочках, пахло далёкими мирами. Маша не представляла, что история будет такой долгой.