Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Мама смотрела на неё, не отрываясь. Морщинки залегли у уголков её губ, на переносице и тонкая паутинка подёрнула виски. Но всё равно это была та самая Вера, которую преподавательница биологии так легко назвала первой красавицей класса. Та Вера, которая вместе со своими друзьями-идиотами вызывала первый фантом. Она-то конечно знала, чем всё может обернуться теперь, потому и дрожали её пальцы. А вот Маша не знала, потому ей было проще.
– Не беспокойтесь, о своих жизнях мы как-нибудь позаботимся, – монотонно отозвался следователь.
Маша бросила взгляд на часы – маленькие
– Я имею право вернуться в камеру на следующие три часа. Протокол о защите прав подследственных. Знакомо?
– Правильно ли я понял, что вы отказываетесь сотрудничать? – безо всяких эмоций осведомился следователь.
Мама смотрела испуганно и зло. Даже не понять, чего больше в её взгляде: страха или злости.
– Правильнее и не бывает. – Маша протянула руки конвойному – кулаки сжаты, беззащитна тыльная сторона запястий. Пусть бы скорее зазвенел металл наручников. Даже это лучше, чем прожигающая ненависть этих двоих.
– Проводите её, – разрешил следователь после секундной заминки и кивнул Маше, как будто прощался с ней на вокзале. – Встретимся через три часа.
В общей зале, которая амфитеатром спускалась к трибуне, было непривычно пусто. Сабрина сидела в первом ряду, забросив ноги на соседний стул, и юбка широкими складками стекала к полу, обнажая загорелые щиколотки.
– Сегодня в восемь утра они позвонили в институт, – сказал Антонио, выключая телефон. Его шаги в пустых проходах между столами отдавались коротким эхом.
Она была непривычно медлительна, и десяток секунд потратила на то, чтобы расправить подол как следует. Но её медлительность обманчива – это Антонио прекрасно знал.
– И что это значит?
Плетёные браслеты на её руках, собранные на затылке волосы, голые загорелые руки.
Он встал, оперевшись кулаками на стол. Бессонная ночь пока что не давала о себе знать: в голове было светло и спокойно.
– Ли сказал, у них там есть аспирантка. Она давно сотрудничает с поисковиками, и вот сейчас собрала вещи и уехала. За ней даже выслали машину.
Сабрина опустила и подняла ресницы: «понятно».
– Она занимается созданием каких-то знаков, я не вдавался. Главное, что с помощью этих знаков она может призывать сущностей.
– Призывать? – медленно, как будто шла по тонкому льду, спросила Сабрина.
– Призывать, притягивать, ловить, не знаю, не важно. Это военная тайна вообще-то, мне и так рассказали по большому секрету.
– Нет, это важно. Очень важно!
Она накручивала на палец прядь волос и размышляла вслух:
– Получается, они хотят вызвать фантом. И удержать его. Сделать его своим. А что потом? Потом они её отпустят?
Антонио смотрелся в лакированную столешницу как в зеркало и видел там себя двадцатисемилетнего – как во время пришествия первого фантома. Такого же до беспомощности деятельного и до самозабвения неверящего.
– Отпустить человека, который всё знает об их секретном оружии? Самой-то не смешно?
Он постоянно забывал, что Сабрина не понимает шуток.
– Смешно? – сказала она, поднимая суженные от сдержанной
За три часа, проведённых то в размышлениях, то в равных снах, Маша не успела толком ни поспать, ни прийти хоть к каким-нибудь выводам. Выяснилось, что в окно её камеры свет не пробивается – за ним постоянно висел серый сумрак. Видимо, уловка, чтобы ещё больше сбить её с толку.
Но, она была уверена, следователь вызвал её ровно минута в минуту. Он тоже не спал и вряд ли придумал что-нибудь новое. Разве что вот – выложить свой последний козырь. Рядом с ним за противоположным от Маши краем стола сидела девушка – напуганная и дёрганая.
– Познакомьтесь, это Владислава Григорьевна. Она расскажет вам, что вы должны будете делать, чтобы помочь нам.
Владислава – как-её-там-Григорьевна – затравленно посмотрела на следователя. Она, кажется, хотела с ним сотрудничать ничуть не больше, чем Маша.
– Не припомню, чтобы я давала согласие, – затянула старую песню она. Разговор, прерванный три часа назад, так продолжился заново, по кругу.
– Достаточно с меня ваших кривляний. Я с вами вежливо беседовал, но теперь это уже вышло за всякие рамки. Вы понимаете, что пока вы тут строите из себя породистую кобылу на ярмарке, там, – он ткнул пальцем за грань видимого пространства, – люди погибают. За это ночь умерла женщина. Руслана Васильева. Та самая девочка из класса, призвавшего фантом. Между прочим, жизнь вашей матери тоже под большой угрозой.
Он выговаривал это так спокойно и внятно, что Маша невольно позавидовала. Она бы не смогла так – она брызгала бы эмоциями во все стороны. А пока говорил он, Маша ёжилась от холода.
– Как умерла Руслана?
Никакая это была не тайна. Даже напротив – ещё один козырь, который следователь вытащил из кармана и шмякнул на исцарапанный стол перед Машей: смотри, любуйся, радуйся, это ты во всём виновата.
– Выпрыгнула из окна, как и её дочь. Всего из класса остались живы шестеро человек. Мы охраняем каждого из них, но понятия не имею, как долго ещё сможем удерживать фантом. И что, если он пойдёт убивать других людей?
– Он не пойдёт, – сказала Маша просто потому, что если бы не сказала – у неё свело бы скулы. – Ему нужны только эти, потому что…
Она захлопнула рот, так что клацнули зубы. Владислава вздрогнула у противоположного края стола. Маша поняла, что уже поддаётся на их игру, играет вместе с ними, и уже готова всё принять. Ах как недолго она всё-таки выдержала.
Следователь сделал вид, что ничего не заметил.
– Но ведь раньше он убивал и других, да?
– Верно. Но это была вынужденная мера. Он должен был стать сильнее, а теперь… – Она снова играла их краплёной колодой, но испытывала почти физическую боль от невысказанных слов. Как же сложно молчать. Невыносимо. – Теперь ему нужны только они. Он должен стать ещё сильнее, чтобы победить.