Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
– Жгут какую-то дрянь, – завершила её мысль Маша.
Оградки закончились неожиданно, и пологий до сих пор склон резко ушёл вниз. Там журчал невидный отсюда ручей, а на ковре из прошлогодних листьев громоздилась тлеющая куча травы. Тонкий язычок дыма вырывался из разворошенного угла, и ветер тут же рассеивал его по воздуху.
Маша поворошила кучу палкой, и из-под слоя сыроватых листьев показался пласт сухой травы. Вонь стала сильнее, и клубы чёрного, уже не серого, дыма повалили ей в лицо. Маша отпрянула, фыркая и закрывая рот и нос рукавом
Внизу кучи, под слоем тлеющей травы, лежало что-то, напоминающее старую облезлую шубу. Чёрный мех плохо горел, вытлевал проплешинами, и когда Маша ещё попыталась подцепить его концом палки, она уткнулась во что-то мягкое, стали видны жёлтые клыки.
– Собака, – выдохнула Маша и с удвоенной силой принялась растаскивать в стороны тлеющую траву. Ветер выдувал последние искры, тушил одинокие язычки пламени.
– Собака, – подтвердила Сабрина, остановившись за спиной Маши и разглядывая труп несчастной дворняги. – И что это значит?
Маша присела рядом с разворошенным костром и подцепила пальцами сухой дубовый лист, тут же отбросила его и отряхнула руки одну об другую.
– Какой-то ритуал, наверное.
– Я такого никогда не видела, – мотнула головой Сабрина.
– А я подумала, что это всё… Нет, я же не эксперт, чтобы определить, по-настоящему это или грубая имитация. Слушай, ты с собой телефон не прихватила? Надо бы сфотографировать.
Получив от Сабрины мобильную «раскладушку», Маша тут же взяла разворошенную кучу в кадр. Собачий труп на экране смотрелся обгоревшей головешкой. Чёрную шерсть шевелил ветер, и скалились желтоватые зубы.
– Слушай, – негромко позвала Сабрина слева, со стороны невидимого ручья.
– Здесь сеть ловит, – радостно воскликнула Маша перед тем, как посмотреть туда.
С ближайшего дуба к её ногам медленно спланировал желтый лист. Она обернулась: Сабрина спускалась по крутому склону, одной рукой опираясь о ствол дерева. Листья под её ногами не скользили и почти не сминались. Маша бросилась за ней.
На середине склона, едва не поскользнувшись на осенней грязи, она увидела ручей – поток, меньше шага в ширину, несущийся по каменному руслу. Возле него, на корточках, незаметная в сером пальто, замерла Судья.
– Диана!… - вскрикнула Маша, опять едва не навернувшись на скользких листьях. Сабрина вовремя подхватила её под руку. – Что вы тут делаете?
Судья поднялась, странно держа руку навесу, и, поджав губы, глянула на обеих.
– Диана Никоновна, – вспомнила, наконец, Маша. – Что с вами?
– И на какой вопрос отвечать сначала? – усмехнулась Судья. Она тряхнула рукой, и с пальцев прямо в ручей брызнули тёмные капли.
Маша поймала её руку. Пальто висело на одном плече, а закатанный до локтя рукав свитера тоже был испачкан в крови. Четыре глубокие царапины шли наискось, и в них уже зарождалась чернота. Судья вырвала руку, не дав Маше рассмотреть ничего больше.
– Нужно немедленно к врачу! Вас демон поцарапал, это очень опасно.
– Как будто бы я не знаю. – Судья достала
Маша вырвала платок из её рук – Судья не слишком сопротивлялась, её пальцы дрожали – и сама перетянула рану.
– Идёмте к врачу. Потом расскажете.
– Куда! – Судья дёрнула её за край куртки, когда Маша двинулась обратно к обрыву. – Здесь по тропинке полтора шага. Хотите, чтоб я совсем загнулась – через кладбище топать?
За спиной Судьи Сабрина открыла было рот, чтобы дать резкую отповедь, но Маша предупредительно покачала головой. Вдоль ручья и правда вилась незаметная на первый взгляд тропинка. Сырые камни блестели в редких солнечных лучах.
Сквозь облака прорвалось бледное солнце. Над ручьём запели-закричали птицы. Лицо Судьи в неярком утреннем свете вдруг стало совсем старым, уставшим. Она поджимала губы и больше ни на кого не смотрела, только себе под ноги. Тропинка петляла, то обрывом зависая над ручьём, то полого стелилась по заливному лугу с жухлой травой.
Справа замаячили крыши и покосившиеся заборы. Ловко ныряя из одного крапивного переулка в другой, Судья вывела их на знакомые улицы, и уже там Маша поймала её за здоровую руку, заставляя повернуть не к себе домой, а в другую сторону – к обосновавшимся здесь неподалёку врачам.
Рем, рыжий и длинный, похожий на недоваренную макаронину, курил на крылечке. Заметив приближающуюся к нему компанию, он вскочил, и полы измазанного в чём-то жёлтом халата выбились из-под длинной куртки.
Не говоря ни слова, он проводил Судью в комнату, приспособленную под медпункт, и усадил рядом с окном.
– Ох и нифинты же себе! – присвистнул он, рассматривая раны. – Это где ж так умудрились?
Маша устало опустилась на отодвинутый к двери колченогий табурет и закачалась на нём. Она ждала, что Судья тут же напомнит врачу о том, что нужно лечить людей, а не разглагольствовать, но та молчала, видно, истратив остатки сил на борьбу с Машей.
Сабрина осталась стоять, привалившись к стене.
– Это хорошо, что вы так быстро пришли, – заговорил врач, уже когда затягивал бинтовую повязку. Когда он говорил, он оглядывался на Сабрину, как будто перевязывал руку её ребёнка. – А то бы ещё немного, и можно было бы вообще того… руку отрезать.
Он засмеялся, не смущаясь даже тем, что смеётся один, вымыл руки в умывальнике с ведром и протянул ладонь Сабрине.
– Меня, кстати, Рем зовут.
Она безразлично посмотрела на его белую узкую ладонь и оторвалась от стены. Маша быстро, как могла, переместилась на стул Рема, чтобы посмотреть Судье в глаза и не дать так резко уйти.
– Так вы расскажете, что случилось?
Диана Никоновна смотрела исподлобья, и тяжёлый подбородок двигался так, словно она собиралась что-нибудь пережевать. Машину опущенную на стол руку, например.