Машина Наказаний

Гавриленко Василий Дмитриевич

– Замечательно. Алла Марковна, наш новый работник, товарищ Сергеев.

– Здравствуйте, - глаза женщины мельком прошлись по лицу Архипа.
– Оформлять, Максим Петрович?

– Успеем. Пока на испытательный.

Иноненко открыл покрашенную синей краской дверь.

– Проходите, товарищ Сергеев.

Архип вошел. Максим Петрович плотно притворил дверь.

В кабинете Иноненко было голо и скучно. Слегка оживляли его лишь прикрепленное к стене красное знамя да грубо сделанный макет автомобиля у стены. На столе,

лицом к посетителю, стоял портрет Сталина. Вдоль стены - шкаф с бумагами.

– Присаживайся, - негромко сказал Иноненко.

Архип присел на стоящий чуть ли не посреди кабинета грубый стул и подумал: не перебарщивает ли Максим Петрович с аскезой? Едва ли у других начальников такие же кабинеты, а в тридцатые опасно выделяться чем-то, пусть даже и скромностью в быту.

Иноненко взял со стола кособокий чайник и поставил на электроплитку. Потом подошел к шкафу, порылся в верхнем ящике, достал какие-то бумаги. Сел к столу, стал что-то писать.

– Наливай чай, - сказал он, отвлекшись на секунду.
– Сахар и хлеб в тумбочке.

Архип подошел к тумбочке, на которой стояла электроплитка, открыл ее. Чувствуя себя неловко, достал стакан, небольшой кусок хлеба и - из жестяной миски - два куска сахара.

"Чаем" Иноненко называл кипяток, подкрашенный морковным взваром. Архип вспомнил, что подобным образом насыщался в Смольном кумир Максима Петровича - Ленин.

Сахар был твердым и желтым, хлеб - черствым, но почувствовать себя вождем мирового пролетариата было приятно - кипяток как будто согревал кровь.

– Вот твой документ, - сказал Иноненко, протягивая красную корочку.
– Смотри, не потеряй.

В корочке было записано, что товарищ Архип Игоревич Сергеев является работником Автоколонны N1.

– Теперь ни один патруль не прицепится, - сказал Максим Петрович, наливая морковного чая в жестяную кружку.

Он засмеялся, надкусил сахар, слегка поморщившись, словно от зубной боли.

– Ну, пошли.

Иноненко поставил кружку на стол, надел фуражку.

Сережа уже, похоже, куда-то уехал, гаражи были закрыты. Гремя ключами, Максим Петрович, открыл небольшую дверцу на воротах, затем - с помощью Архипа - отворил тяжелые ворота.

Архип увидел ЗИС - 101. Мощность девяносто лошадей, восьмицилиндровый двигатель объемом 5, 7 литра, но главное - внешний вид, не уступающий, а может, и превосходящий американский Паккард. Удлиненная, со срезанным по диагонали капотом, машина, казалось, дышала мощью даже стоя в гараже. Четыре года Архип учился ездить на ней - конечно, на тренажере - и теперь, когда увидел легендарный сто первый воочию, голова его слегка закружилась.

– Что, впечатляет?
– Иноненко по-своему понял оторопь Архипа.
– Да, штучка бронированная, по стеклам - хоть из "максима" свинцом поливай, ей хоть бы хны.

Он открыл дверцу машины, приглашая

Архипа заглянуть внутрь. Салон был обшит черной кожей, в нем пахло чем-то сладковатым. Здесь, на заднем сидении, наверно, располагался он - Архипу стало немного не по себе.

Иноненко приоткрыл крышку капота не для того, что бы что-то проверять, а скорее, полюбоваться. Все детали блестели даже в свете тусклой электрической лампочки.

– Ну что, выгоняй, - сказал он, вздохнув, и опустил крышку.

– Я?
– испугался Архип.

– А то кто же? Надо осмотреть маршрут.

Чувствуя легкую дрожь во всем теле, Архип сел на водительское место. Сколько раз он представлял себе этот момент! Так... Вот сцепление, вот газ, вот тормоз, вот рычаг скоростей. Ах да, нужно снять с ручника!

Машина заурчала, как кошка, у которой почесали за ухом, медленно выкатилась из гаража и остановилась. Архип сидел в ней ни жив ни мертв, на лбу его показалась испарина.

Иноненко быстро закрыл гараж и впрыгнул на место рядом с Архипом.

– Но-но, сынок, не нервничай, - сказал он и улыбнулся.
– Машина она не зверь, не укусит.

Лихорадочно вспоминая занятия на тренажере, Архип медленно вывел ЗИС из гаражного тупика и повел по тонкому ручью переулка. Но вот - как ни исхитряйся - пришла пора влиться в шумящую реку бульвара.

– Смелее, - подбодрил Максим Петрович.

Автомобиль вполз на широкий проспект и медленно поехал по влажному асфальту.

Архип понемногу осмелел, почувствовал машину, ее нерв и норов, стрелка на спидометре колыхалась уже у отметки пятьдесят километров в час.

– Сейчас повернешь направо, - предостерег Иноненко.

Ну, направо, так направо.

Архип ловко притормозил, повернул, снова прибавил газу. Машина перестала быть для него машиной, став послушным живым существом, скорее всего, женского пола, а это значит, что он стал настоящим шофером.

– Теперь налево и во двор.

Какая все-таки прекрасная осень! День был довольно пасмурный, но время от времени в образовавшуюся в тучах прореху вдруг проскальзывал луч солнца и тогда деревья - вязы, березы, которых в этом городе было столь много - вспыхивали золотым огнем и, казалось, начинали светиться.

– Здесь остановись, - приказал Иноненко, когда впереди показалась невысокая арка.

Архип, слегка наехав на плоский бордюр тротуара, заглушил мотор. Они вышли.

– Дяденька, прокати!

Трое мальчишек в огромных, должно, отцовских кепках, в рваных фуфайках и резиновых сапогах подбежали к машине, с жадным любопытством стали заглядывать в окна, складывая рупором ладони.

– Ужо я вам, паскудники, - сердито замахнулся на них Иноненко, и мальчишки скрылись в подворотне.

– Пойдем скорее, - с беспокойством сказал Максим Петрович.
– А то безотцовщина побьет фары к ядреной фене!