Машина Наказаний

Гавриленко Василий Дмитриевич

Машина на воздушной подушке бесшумно рванула в сторону города, над которым возвышалась Башня. Четыре абсолютно одинаковых на лицо парня вальяжно расположились на дорогих кожаных сиденьях. Они не забыли захватить мяч. Рулил парень с буквой "Г" на груди.

Чайка села на серый валун. Прислушалась. Ей показалось, что кто-то пищит, где-то там, в глубине, под песком. Чепуха, конечно, подумала птица. Ну, кто может пищать под песком? Она вспомнила о птенцах и, тяжело поднявшись, улетела прочь.

КАСТА ТОЛЕРАНТНЫХ

Кажется,

в прошлом таких граждан, как мистер Мышкин, преследовали... Их сажали в тюрьмы, где с ними творилось непонятное и страшное; в некоторых странах, кажется, их даже казнили. Чудовищно и непонятно. Совершенно непонятно. Куда был направлен взор общества? Ведь тогда уже было общество, в конце концов! Не в пещерах жили эти люди! Они стояли на высокой ступени развития, у них был Интернет, они летали - хоть и примитивно - в космос, они ели генномодифицированные, - пусть и очень примитивные, продукты. Странно. Странно и нелепо. Абсолютно не похоже на правду. Преследовать человека за его сокровенное желание, лишать его возможности удовлетворить свою страсть, ограничивать его свободу, - бессмысленно и жестоко. Это дискриминация, варварство. Невозможно поверить, что все это происходило относительно недавно. Не верю. Не хочу верить.

– Мистер Скуратов, к вам мистер Мышкин.

– Пригласите.

Странный человек... Стоп! Странный не человек, а мои мысли. Человек не может быть странным, он может быть только человеком. Гм... Странный. Что это со мной? Теряю квалификацию?

– Мистер Мышкин, рад вас видеть. Присаживайтесь.

И все-таки что-то в нем есть ... странное. Какое странное слово! От какого корня? Неужели "страна"? В этом что-то есть: каждый человек суть страна, с собственными странностями. Глаза шмыг-шмыг, точно мышата напуганные. Пальцы неспокойные. Почему он комкает перчатку?

– Позвольте вашу лицензию, мистер Мышкин.

– Пожалуйста.

Почему так дрожит его рука? Стандартная лицензия, - белый листок, - я каждый день вижу такие.

"Лицензия.

Именем Межземного Союза

Мистеру Мышкину 2042 года рождения, место рождения г. Москва - 1 (Земля)

Позволено убить

Николева Андрея, 2070 года рождения, место рождения - Москва -2 (Луна)".

Стандартная процедура. Он законно воспользуется своим правом. Как миллионы людей. Почему же он нервничает? Словно с его лицензией что-то не так... Но я-то знаю, с ней все в порядке. Его очередь, все законно.

– Все верно, мистер Мышкин. Разрешите вас поздравить.

– Благодарю.

– Вы уже встречались со своим комиссаром?

– Нет еще.

– У вас есть возможность сделать это прямо сейчас. Мистер Безухов!

– Добрый день, мистер Мышкин.

– Здравствуйте.

– Мистер Скуратов, могу я забрать у вас лицензию мистера Мышкина?

– Разумеется.

– Вы готовы, мистер Мышкин?

– Да, комиссар.

"Да, комиссар"! Какая готовность! И что только эти ублюдки находят в этом? Мразь, выблядки! И какого хрена меня постоянно назначают в первый отдел? А впрочем, какая разница. В других отделах такая же круговерть, как здесь... Прочитал

бы начальник мои мысли, тут же пропер с работы. А я не хочу полететь с работы. Мне нужна работа.

– Мистер Мышкин. Как вы знаете, вам предписан Андрей Николев, двенадцати лет, проживает с родителями по линии 2Ц. Место для реализации вашей потребности, - сквер у Октябрьского поля. Вы доедете туда с мальчиком на тролете. Да...

– Замечательно, комиссар.

Гнида дрожащая. С каким наслаждением врезал бы по этой гнилозубой роже! Почему такие все друг на друга похожи? Ртутные глазки за толстыми линзами очков, длинные белые пальцы, тонкие и подрагивающие. Недоноски поганые.

– Я поднимусь, заберу мальчика и с ним спущусь к вам. Вы ждите на остановке тролета.

– Замечательно, комиссар.

Мразь.

– Здравстуйте, мистер Глебов. Здравствуйте, мистер Николев. Я за Андреем.

– Да, разумеется. Он собран.

Мистер Глебов, мистер Николев... Пидары вонючие. Почему у детей, подлежащих лицензированию, родители - гомосеки? Хрен его знает.

– Андрей, пойдешь с этим дяденькой.

– Хорошо, папа.

– Будь умницей.

– Хорошо, папа.

Пустой тролет подплыл к остановке. Двери бесшумно раскрылись. Мальчик лет двенадцати, белокурый и жизнерадостный, взбежал по ступенькам. Следом вошел сутулый мужчина в толстых очках. Двери закрылись и тролет поплыл в сторону Октябрьского поля.

Работники Отдела Лицензий Сергей Годунов и Николай Костанжогло прибыли в сквер рано утром. Труп мальчика лежал под кустом сирени. Разрезанная чем-то острым заляпанная кровью одежда валялась неподалеку. Живот ребенка был косо вспорот, на шее - кривой глубокий надрез.

Упаковав труп в целлофан, Годунов и Костанжогло понесли его к грузолету.

Уже в крематории, глядя на сгорающий в печи труп, - плавились пластиковые волосы, пузырилась резиновая кожа, кое-где уже обнажился титановый каркас, - Костанжогло вдруг произнес:

– Неужели, раньше они делали это с настоящими детьми?

И тут же умолк под удивленным взглядом напарника.

ИДЕТ ПО ПАЛУБЕ МАТРОС

– Ребята, познакомьтесь.

Шесть мальчишеских лиц, разных до пестроты, обратились к замершему у дверей невысокому светловолосому подростку и вожатой в зеленой форме детского лагеря "Вифлеемская звездочка".

– Это Иван.

Мальчик хотел сделать шаг вперед, но не решился, краска залила его тонкую шею, лицо осталось бледным.

– Привет, Иван, - дружелюбно отозвался лежащий на высокой металлической кровати вихрастый паренек.

Другие мальчики нестройно протянули: "Приве-ет".

– Ну, знакомься, располагайся, - кивнула Ивану вожатая.
– Вон твоя кровать и тумбочка.

Поправила сбившуюся на лоб светлую прядь, погрозила пальцем одному из мальчишек и скрылась за дверью.

Иван подошел к своей кровати, положил на нее сумку и стал доставать полотенце, зубную щетку, белье, плеер с наушниками, книжки, кеды. Шея его все еще оставалась красной.