Машина пространства
Шрифт:
После нескольких безуспешных попыток я ухитрился сесть, потом с грехом пополам поднялся на ноги и, превозмогая головокружение, огляделся.
На всей улице я был единственным живым существом. На мостовой вокруг меня лежало до десятка марсиан; я не осматривал их всех, но те, кого я осмотрел, вне всякого сомнения, были мертвы. Через улицу, на другой ее стороне, стоял разбитый экипаж со своим бездыханным хозяином. А в трех-четырех ярдах от меня валялось то, что отозвалось в душе острой болью, — ридикюль Амелии.
С тяжелым сердцем я подошел поближе, поднял его и заглянул внутрь. Я ощутил
Гибель чудовища все еще занимала меня, невзирая на страх и ненависть к нему. Почти помимо воли я приблизился к исковерканному экипажу, держа ридикюль в руке, и остановился в каких-нибудь пяти-шести футах от ужасных останков, помимо своей воли зачарованный отвратительным зрелищем.
Потом я отступил на шаг-другой, не узнав, в сущности, ничего нового; но что-то удерживало меня здесь, какое-то смутное чувство, что я проглядел нечто важное. Я перевел взгляд с погибшего чудовища на искалеченный экипаж, в котором оно сидело. До сих пор я полагал само собой разумеющимся, что это один из экипажей, вторгшихся в город. Но теперь, присмотревшись, вспомнил о патрульном экипаже, перевернувшемся при взрыве, и вдруг понял, что это он и есть!
В то же мгновение, словно по наитию, я в полной море уяснил себе смысл того, что водители всех городских экипажей всегда оставались безвестными невидимками… и отшатнулся от обломков, полный изумления и ужаса, испуганный, пожалуй, как никогда в жизни.
2
Через несколько минут, когда я, еще не придя в себя, брел по улицам, впереди неожиданно появился новый экипаж. Водитель, вероятно, заметил меня, потому что сразу затормозил. Я увидел, что это городской экипаж грузового типа и что в кузов набилось не меньше двух, а то и трех десятков марсиан.
Я уставился на кабину управления, стараясь не думать о существе, укрывшемся за темным овальным стеклом. Из металлической решетки прозвучал резкий, дребезжащий голос. Я не шелохнулся, хотя в душе был недалек от паники: я и представления не имел, как поступить, что меня ожидает. Голос прозвучал снова, как мне показалось, сердито и повелительно.
Тут только я сообразил, что кое-кто из сидящих в кузове, свесившись через борт, тянет ко мне руки. Значит, от меня ждут, что я присоединюсь ко всей группе; я подошел к грузовику и был без промедления взят на борт.
Как только я, по-прежнему сжимая в руке ридикюль очутился в открытом кузове, экипаж тронулся дальше.
Мое окровавленное лицо сразу же привлекло к себе общее внимание. Несколько марсиан поспешили обратиться ко мне с вопросами и, несомненно, ждали от меня какого-либо ответа. На мгновение я снова впал в панику, опасаясь, что мне наконец придется сознаться в инопланетном происхождении…
Но в ту же секунду меня посетило счастливое озарение. Я приоткрыл рот, издал сдавленный хрип и показал на свою раненую шею. Марсиане заговорили опять, но я лишь смотрел на них без всякого выражения и знай
Нежелательного внимания хватило еще на десять-пятнадцать секунд, а затем соседи утратили ко мне интерес. Вскоре водитель заметил целую группу уцелевших и вновь остановил экипаж. К нам на борт поднялось еще трое мужчин и одна женщина. Очевидно, им посчастливилось избегнуть лап захватчиков, поскольку раненых среди них не оказалось.
Экипаж продолжал рыскать по улицам; время от времени водитель испускал сквозь решетку неприятный протяжный клич. Я находил утешение в том, что попал в компанию пусть марсианских, но все-таки человекообразных существ, хотя мне так и не удалось выкинуть из головы страшную мысль, что у рычагов управления экипажем притаилось чудовище.
Неспешная поездка по городу затянулась еще часа на два, и народу в кузове постепенно все прибавлялось. Время от времени мы встречали и другие экипажи, выполняющие аналогичную миссию, и на этом основании я сделал вывод, что нашествие позади. Отыскав в задней части кузова свободный уголок, я опустился на пол, держа на руках ридикюль Амелии, будто ребенка.
Меня мучили сомнения: было ли то, чему мы стали свидетелями, нашествием в полном смысле слова? Агрессор немедля убрался, оставив город в дыму и развалинах, и все происшедшее скорее напоминало какую-то стычку местного значения или карательную экспедицию. Мне вспомнились выстрелы снежной пушки; а что, если снаряды были выпущены по городам врага? В таком случае мы с Амелией ввалились на сцену в пьесе, где для нас не было ролей, и если не мы оба, то по крайней мере она пала невинной жертвой чужих страстей…
Я тут же отогнал от себя эти думы: невыносимо было и представить себе Амелию во власти чудовищ.
Однако чуть позже меня осенила другая догадка, доставившая мне, признаться, несколько неприятных минут. Не ошибся ли я, предполагая, что враг убрался восвояси? А что, если наш экипаж ведет один из победителей?
Какое-то время я взвешивал в уме такую возможность, потом вспомнил, как разглядывал мертвое чудовище. Уж оно-то бесспорно выступало на стороне защитников города, да и те марсиане, среди которых я находился сейчас, отнюдь не выказывали такого же страха, как их товарищи в минуты боя. Возможно ли, чтобы отвратительные чудовища захватили власть повсюду, в каждом городе Марса?
Впрочем, размышлять об этом мне было уже недосуг: кузов наполнился, и грузовик двинулся размеренным ходом на окраину города. Нас высадили возле большого здания и ввели внутрь. Рабы приготовили пищу, и я вместе с другими подкрепился тем, что поставили передо мной. Позже нас перегнали в один из немногих сохранившихся домов-спален и распределили по гамакам. Я провел ночь, стиснутый со всех сторон: меня поместили в один гамак с четырьмя марсианами мужского пола.
Последовал долгий промежуток времени (настолько тягостный, что я насилу заставляю себя писать о нем), когда меня причислили к одной из рабочих команд, призванных восстанавливать поврежденные улицы и дома. Дела было невпроворот, а население еще поредело, и конца дням, которые я вынужденно проводил подобным образом, в обозримом будущем не предвиделось.