Машина пространства
Шрифт:
Я затворил за ней дверь, не заглядывая внутрь, потом отошел в уголок отсека, где еще не было мертвецов, и меня вырвало.
2
Нет, я положительно не мог дольше оставаться в этом зловещем отсеке, где все дышало смертью. Не помня себя, я перешагнул через груду тел и кинулся за переборку с одним намерением — расправиться с теми, кто содействовал этой чудовищной бойне.
Никогда прежде я не испытывал такой ослепляющей, всепоглощающей ярости и такого омерзения. Движимый ненавистью, я буквально перелетел через кабину и изо всех сил нанес удар по затылку тому из марсиан, который оказался ближе ко мне. Он сложился пополам
Второй марсианин сидел па полу и за две-три секунды, прошедшие с момента моего появления, успел лишь повернуть ко мне недоумевающее лицо. Я свирепо взмахнул бичом и хлестнул его по ключице; он послушно согнулся и осел на бок. Неторопливо и хладнокровно я подошел к нему вплотную и прижал бич ему к виску. Он судорожно дернулся раз, другой, потом затих. Я взглянул на его сообщника, распростертого в полубессознательном состоянии на полу.
Не довольствуясь кровоточащей раной во лбу, я еще попотчевал его бичом, потом отшвырнул ужасное оружие и отвернулся. Внезапно мною вновь овладела дурнота, и я потерял сознание. Последнее, что я еще помню, — стук безжизненного тела рабыни, которое выпало из шкафа у меня за спиной.
Глава XIII. Великая битва
1
Мой обморок, по-видимому, сам собой перешел в сон, так как несколько последующих часов совершенно выпали у меня из памяти. Когда же я наконец очнулся, то голова была ясная, только в течение первых минут отказывалась припоминать ужасные события, свидетелем которых мне довелось стать. Впрочем, едва, я приподнялся, как увидел трупы двух марсиан в черном и происшедшее всплыло в памяти во всех подробностях.
Я бросил взгляд на часы. Я по-прежнему заводил их, поскольку обнаружил, что длина марсианского дня почти совпадает с земным, и, хотя знать точное время мне было ни к чему, часы оставались полезным инструментом для измерения его отрезков. Не сохрани я часов, я бы и не узнал, что пробыл на борту снаряда более двенадцати часов. Теперь каждая минута, проведенная в заточении, служила болезненным напоминанием о том, что я видел и сделал, потому я без промедления подошел к люку и попытался открыть его. Я же внимательно следил за тем, как его закрывали, вот и решил, что довольно будет повторить действия пилотов в обратном порядке. Однако обнаружилось, что это не так; колесо повернулась на дюйм-другой и заклинилось. Я силился сдвинуть его с мертвой точки добрые пять минут, прежде чем оставил свои потуги за полной их несостоятельностью.
Тогда я стал озираться по сторонам, впервые реально осознав, что могу и не найти отсюда выхода. При этой страшной мысли я на мгновение поддался панике и заметался в тесном пространстве кабины, как загнанный зверь. Но, к счастью, здравый смысл все же возобладал, и я принялся за тщательный и систематический осмотр своей тюрьмы.
Прежде всего я осмотрел пульт управления в надежде, что сумею разобраться, как включается панель с экранами, и выясню, где же мы очутились после посадки. Не добившись в этом успеха (вероятно, сотрясение при посадке повредило приборы), я переключил свое внимание на те рычаги и кнопки, которые использовались во время полета.
Хотя на непросвещенный взгляд пульт управления представлялся хаотическим нагромождением разного рода рукоятей и штурвалов, я вскоре подметил, что определенные инструменты вынесены внутрь прозрачного противоперегрузочного кокона. А так как в полете марсианские пилоты находились именно здесь, логика подсказывала, что отсюда они
Раздвинув ткань руками (сейчас, когда полет закончился, она свисала свободными складками), я принялся изучать инструменты один за другим. Они были сконструированы очень прочными — наверное, чтобы могли выдержать большие нагрузки при выстреле и финальном падении, — и устроены несложно. Располагались они на своеобразном возвышении, укрепленном на полу кабины. О назначении приборов со стрелками я не взялся бы и гадать, но главное место занимали две металлические рукояти. Одна из них поразительно напоминала рукоять на машине времени сэра Уильяма: она была укреплена на шарнирах и могла двигаться вперед, назад и в обе стороны. Пробы ради я коснулся ее пальцами, потом отвел немного от себя. Тотчас же в дальнем конце корпуса послышался гул, и снаряд слегка задрожал.
Вторую рукоять венчал набалдашник из ярко-зеленого вещества. Эта, по-видимому, могла перемещаться лишь в одном направлении — вниз; но едва я тронул ее рукой, снаружи раздался сильнейший взрыв, снаряд внезапно резко покачнулся, и я не устоял на ногах.
Поднимаясь с пола, я вдруг понял, что обнаружил устройство, вызывающее зеленые вспышки, те, которые регулировали нашу скорость при посадке. Только теперь до меня наконец дошло, что механизмы на борту по-прежнему действуют, просто на время выключены, и я решил, что гораздо разумнее и безопаснее будет не баловаться с ними, а сосредоточить усилия на собственном спасении.
Вернувшись к люку, я возобновил попытки пошевельнуть колесо. К немалому моему удивлению, оно пошло гораздо свободнее, и люк даже приоткрылся на несколько дюймов, прежде чем заклинился опять. При этом сквозь щель на пол потекла струйка мелких камешков и сухого песка. Сперва я пришел в искреннее недоумение, но потом понял, что при ударе во время посадки большая часть снаряда, и в первую очередь нос, могла зарыться глубоко в грунт.
Обдумав все хорошенько, я тщательно закрыл люк, вновь направился к пульту управления и, пересилив страх, вновь нажал на рукоять с зеленой верхушкой. Через несколько секунд, слегка оглохнув и не слишком твердо держась на ногах, я вторично приблизился к люку; его опять заело, но зазор стал шире, чем в первый раз.
Потребовалось еще четыре толчка, прежде чем люк открылся настолько, чтобы в кабину хлынула целая лавина камней и песка, а следом поток дневного света. Я не стал медлить, лишь подхватил ридикюль Амелии и протиснулся сквозь образовавшуюся щель на свободу.
2
После долгого карабканья по рыхлому песку, отталкиваясь от махины снаряда как от опоры, я наконец вылез на верх грунтового вала.
Моему взору предстала такая картина: снаряд при падении вырыл огромную яму, в которой теперь и покоился. Вокруг ямы вздымалась крутая насыпь выброшенной в стороны почвы, и над всем этим плавал едкий зеленый дым, — по всей вероятности, итог моих собственных усилий. Мне трудно было судить о том, глубоко ли засел снаряд в песке при первоначальном ударе, однако я все же мог догадаться, что изрядно сдвинул его с места, пока выбирался на волю.
Обойдя насыпь по бровке, я очутился возле кормовой части снаряда, которая не только не ушла в грунт, но, напротив, нависала над нетронутой почвой. Чудовища оставили нараспашку громадный люк, занимавший все дно снаряда, и главный отсек — как я теперь убедился, он занимал две трети корпуса — был совершенно пуст: ни самих чудовищ, ни созданных ими машин. Нижняя кромка люка отстояла от песка всего на фут-полтора, так что попасть внутрь оказалось легче легкого. Надо ли говорить, что именно это я и сделал.