Машина (сборник)
Шрифт:
«Евреи, атомная бомба…» – Император опять отвлекся от доклада. Он помнил, что, еще когда был наследником и гостил у родственников в Новой Зеландии, ему говорили о каком-то странном ученом. Кажется, его звали Эрнестом. Да, точно: Эрнест Резерфорд, изучавший мельчайшие частицы вещества Вселенной. Это было интересно послушать, но не более.
Потом, годы и годы спустя, разведка докладывала о немецких ученых Энштейне, Фрише, Дайерле и других, эмигрировавших в Англию и Америку от безумного австрияка. Они еще в Германии проводили эксперименты, приведшие потом к созданию бомбы. А из России и эмигрировать
Как странно переплелась ядерная физика с еврейским вопросом. Почему так?
А министр продолжал свое:
– Нам для создания своей бомбы понадобится не один десяток лет, и то это при том условии, о котором я постоянно докладываю Вашему Величеству: отмена дискриминации евреев. Тогда возникнет теоретическая возможность создать собственный научный потенциал по этой жизненно важной проблеме. Без атомной бомбы мы очень скоро превратимся в колонию – это в лучшем случае, в худшем же место Российской империи займет радиоактивная пустыня.
После этих слов министра премьер охнул и, троекратно перекрестившись, прошипел:
– Господь с тобой! Что ты несешь?! Зачем пугаешь? Даст Бог, пронесет. Россия – это тебе не Япония. Проживем и без евреев, и без этой твоей бомбы.
Император встал. Достал из шкатулки папиросу, закурил. Попыхивая в усы, подошел к портрету Аликс. На фото она была молода и безумно красива. Этот портрет она подарила ему во время его визита в Англию на паровой яхте «Полярная звезда», когда была еще не объявленной невестой. И подписала в уголке: «All\'s well that ends well».
Почему она так написала?
«Да, во всем волен Бог, так отец говорил перед смертью. А дед?.. Сколько он сделал для своего народа – все равно убили. Террор. Бунд!! Нет, евреям доверять нельзя. Прав премьер: Россия – не Япония. Не посмеют! А посмеют, так зубы обломают, как и этот бесноватый художник, Фюрер… – тьфу! – Император даже сплюнул. – Посмел за всю немецкую нацию решать! Крыса австрийская!» Злость комом подкатила к горлу.
Император резко повернулся к министрам.
– Спасибо! Вы свободны.
Но когда министры встали и пошли к выходу, Император остановил Премьера.
Тот задержался. Император обнял его и, похлопывая по плечу, сказал:
– Горяч твой министр.
– Либерал, – посетовал Премьер.
– Ну и Бог с ним. Сегодня либералы тоже нужны. Пойдем-ка, Павел Иванович, лучше посмотрим кино. Мне тут трофейные фильмы принесли,
– Да я уже видел их, Ваше Величество.
– Нет, этих ты не видел. Это не Макс Линдер. Какой-то маленький, с усиками. Удивительно смешно. Пойдем, пойдем! Заодно там и выпьем по рюмке хорошей орловской водочки.
И Император повлек премьера в маленький личный кинозал.
И тут в дверь кабинета постучали.
Император обернулся и…
Сон его прервался.
Император, надо заметить, последнее время спал как-то странно.
Нервно.
За ночь просыпался раз шесть.
Да и сны виделись очень странные, словно пророчества какие-то.
Император оторвал голову от подушки.
Встал.
Подошел к зеркалу.
Внимательно осмотрел себя.
Разгладил бороду.
Поправил волосы на голове – ни единого седого. Хотя по тому, что пришлось пережить в последнее время, их должно бы быть много.
Потрогал левую ногу – и нога в порядке. Потопал по полу. Нет, в порядке.
Почему же ему постоянно снится, будто у него отнимается нога?
Потом еще война какая-то.
Эта еще не закончилась. А тут новая. И опять с немцами?
Правда, это все во сне было. Всего лишь во сне…
А смерть сына, единственного наследника трона. А сумасшествие Аликс?
На лбу выступили мелкие капельки пота.
Кликнул дежурного офицера:
– Что наследник?
– Спит, Ваше Величество. Дядька с ним.
– Спит? – ах да, это же был сон. Сон. Опять сон.
Подошел к окну.
Закурил.
Февраль.
Семнадцатый год – а словно весь век уже прошел.
И сильно вьюжит.
Спать больше не хотелось, хотя было еще только два часа ночи.
На улице солдаты жгли большие костры.
Ставка не знала ночного покоя. Казалось, весь Псков круглые сутки кишел серо-зелеными мундирами.
Хотя Император и был всего лишь в звании полковника, он в эти тяжелые дни войны с Вильгельмом и внутренней смуты в стране решил сам возглавить войска.
Но лучше не стало.
Да еще генералы стали уговаривать его – законного монарха! – отречься от престола.
Император подошел к буфету.
«Как там Аликс, дочери? Что в столице творится? И что делать?» Налил в серебряный фужер водки почти до краев и залпом выпил. Не закусывая, закурил.
Вспомнились слова умирающего отца: «Не уступай ничего, потому что если дать им палец, они всю руку отхватят. Не допускай ограничения самодержавной власти». И он, его сын, ни разу не ослушался завета. На памяти был девятьсот пятый год: еврейские погромы, расстрелы, казни. Тогда он был тверд и выстоял. Алике его поддерживала, хвалила, ласкала.
Но тогда ему не снились эти пророческие сны. Такие явственные. И из ночи в ночь повторяющиеся, так похожие на саму жизнь. Он знал, что, если удастся сегодня уснуть, ему, как всегда, приснится мертвая Россия, сожженная атомными бомбами американцев. Десятой, сотни миллионов трупов – и проклятия, проклятия на его голову.
В его снах России больше не было, ни России, ни россиян.
Лишь пустыня и трупы, трупы, трупы… Сотни миллионов трупов.
Правда, иногда монотонное течение этих повторяющихся каждую ночь вещих снов прерывали иные сны, уносившие в святые и дорогие его сердцу места Саровской пустыни.