Машина (сборник)

Дэс Владимир

Наконец мы, пообвыкнув, стали осторожно двигаться.

Как нам казалось, прямо. Но туман, куда ни смотри, везде был одинаков: одного цвета, света и запаха.

Под ногами чувствовался твердый грунт, припорошенный песком. Дорога была ровная, но иногда попадались и камни разных размеров. И туман, когда смотришь прямо, как бы становился более прозрачным. А может, это просто казалось. А может, и было на самом деле так.

В общем, туман есть туман. Дело туманное.

Так мы осторожно шли куда-то. Вернее, не шли, а двигались. А двигаться было не совсем

удобно. Так как, несмотря на то что туман вроде как бы заменил нам одежду и скрыл то, что было ниже пояса у меня и ниже плеч у моей уставшей подруги, мы с ней дружно закрывали места на нашем теле, которые так неожиданно обнажились. Поэтому наши руки мало помогали нам балансировать при попадании очередного камня на нашем пути.

Падение в тумане в голом виде на жесткую поверхность, слегка посыпанную песочком, не очень-то приятно, особенно с судорожно вцепившейся в твой локоть женщиной, причем, по какому-то новому закону большого человеческого бутерброда, Лизок все время падала на меня, а не я на нее.

Шли мы долго.

По дороге встретили нашу переводчицу-гречанку, которая, стыдливо поколебавшись, присоединилась к нашей «туристическо-исследовательской» группе.

Нашим вторым неожиданным приобретением стал воробей. Мы его сразу узнали. Он выскочил откуда-то из тумана, весело запрыгал на нашем пути, а затем взлетел, сел на мое плечо и почему-то клюнул меня в ухо.

Но я его не прогнал. Я был ему рад и даже очень.

Так мы, уже вчетвером, двигались вперед. А может, назад.

Главное, что через несколько минут все мы как-то разом наткнулись на голого волосатого мужчину с тощим задом, который низко кому-то кланялся.

Это был не кто иной, как оставшийся без работы водитель. Очевидно, он как начал молиться от моего ухода, так и продолжал это святое дело не останавливаясь.

Обогнув его, мы двинулись дальше.

Все стали привыкать к туману.

Он не раздражал ни тело, ни глаза, ни легкие.

Он был какой-то нейтральный.

Я пытался подпрыгнуть – посмотреть, насколько высоко туман простирается. Похоже, он простирался высоко, а мои брумельские успехи ничего не прояснили.

Женщины восхищенно смотрели на мою прыгающую туманную фигуру.

Только воробей не выразил своего восторга, а сердито почирикал и куда-то улетел.

Я посмотрел ему вслед и, выкинув руку, сказал:

– Туда!

И мы опять пошли в тумане.

Женщины уже осмелели и шли впереди меня, о чем-то перешептываясь.

Я плелся за ними.

Женщины в тумане – это, я вам скажу, что-то интересное. Их фигуры загадочно плыли в молочном воздухе.

Я решил подуть. Мне подумалось, может, развею туман и мне будут яснее видны прелести женских тел.

Подул.

Безрезультатно.

Подул сильнее.

Опять зря.

Помахал рукой – туман как будто был безмолекулярный. Размыкался и тут же смыкался за моей рукой. Желаемого результата я так и не добился, но женщины обернулись.

Я тут же стал рассматривать пальцы на своей руке. Повертел ими для убедительности у своего носа и махнул рукой:

– Вперед!

Мы

шли долго.

И опять наткнулись на тощий волосатый зад отставного водителя.

Я опешил.

Опешили и мои спутницы. Казалось, что опешил и воробей, прилетевший свидетельствовать позор моего сусанинского похода.

«Неужели этот араб все время полз на коленях впереди нас? – мысленно предположил я. – Или мы заблудились…» – хотел развить я еще одну версию нашихблужданий.

Но тут заплакала гречанка.

Она опустилась на землю и зарыдала с причитаниями на непонятном языке. Наверное, это был греческий.

И хотя я не понимал ее слов, мне сделалось стыдно. Ведь это я вывел таких милых женщин на такой невзрачный зад нашего молящегося араба.

Мои мысли лихорадочно заработали. Как же все-таки выбраться из тумана? Хоть бы звезда над головой или какой-нибудь ориентир, а то сплошь туман, один туман.

– Ориентир, ориентир, нужен ориентир! – шептал я сам себе.

Но кругом, кроме моей Лизы, плачущей гречанки, зада водителей да порхающего воробья, – только туман, а ориентиров нет.

– А почему нет?

Меня как молнией поразило.

Я быстро превратил двух обнаженных женщин и вялого водителя в ориентирные столбы.

Провести прямую линию через три столба несложно.

Итак, меняя поочередно последнего на первого, мы стали медленно, но верно продвигаться вперед.

Сколько времени прошло, я не знаю. Да и никто из нас не знал.

Но вдруг, в очередной раз переставляя гречанку с послед него места на первое, – полагал, что мое непосредственное участие в этом было необходимо, так как девушки могли споткнуться или встать не туда, хотя на араба это правило не распространялось.

…Так вот, переставил я гречанку и… вышел из тумана.

От неожиданности я даже вскрикнул и почему-то присел.

Женщины тоже вышли, но, увидев себя в полном обнажении, с визгом заскочили назад.

Араб-водитель вышел, увидел солнышко, встал на колени и стал молиться:

– Алла, Алла…

Солнце было прямо перед глазами, туман – за спиной, а вокруг до горизонта простиралась ровная поверхность, припорошенная все тем же серым песочком.

Вне тумана я побыл, наверное, не больше минуты: солнце, решившее, очевидно, отыграться на мне в этом пустынном царстве, стало усиленно меня поджаривать.

Чувствую – закипаю.

Я не стал ждать полного закипания тела и, подхватив водителя, нырнул обратно в туман. Нырнул – будто лег в родную, чистую, мягкую кровать.

Кожа тут же перестала пузыриться.

«Ну и дела…» – подумал я.

Женщинам я посоветовал не выходить из тумана.

Но на то они и женщины, вечно любопытные. Любопытнейшие из всех земных созданий. И они, дружно взявшись за руки, вышли из тумана. Но тут же раздался вопль, и Лизок вместе с переводчицей очутились в моих объятиях. Они так дрожали, что я постарался их как можно лучше успокоить. Особенно гречанку. Лизок, правда, это быстро заметила и пресекла мои заботливые поглаживания.