Машинисты (авторский борник)
Шрифт:
Владимир, казалось, не обращал внимания на недовольство товарищей. Неприязнь к нему объяснял завистью. И тут произошел случай, к которому он не имел отношения, но тем не менее окончательно подорвавший его авторитет.
…У окошка нарядчика паровозных бригад всегда шумно. Одни вернулись из поездки и оформляют маршрутный лист, другие ожидают подхода своей машины, третьи пришли узнать, когда предстоит ехать в очередной рейс, а то и просто послушать деповские новости.
И действительно, все новости, приказы, происшествия прежде всего узнают здесь. Тут завязываются
Такая обстановка и была в нарядной, когда вошел туда Дубравин. Обсуждалась последняя новость: начальник дороги приказал передать соседнему депо три паровоза. Два из них были приняты, а третий, сопровождаемый Николаем Ершовым, вернули обратно.
— Загнал свою машину на канаву Николай, — рассказывал Чеботарев, — а сам — в сторону, вроде ему и неинтересно, как принимать будут. Обошел мастер слева, ничего не сказал. «Ну, — думает Николай, — самое главное пронесло». Справа вроде все в порядке, избавился он, наконец, от своей гробины. А тут подзывает его мастер п так заинтересованно спрашивает: «Знаешь, где у нас поворотный круг?» «Знаю», — отвечает Николай, а сам чувствует — не иначе, подвох. «Это хорошо. Давай скорей на круг и дуй без оглядки домой. Мы тебе «зеленую улицу» схлопочем, может, и не успеет по дороге машина развалиться. А дураков в других депо поищите».
Стоявшие рядом паровозники рассмеялись.
— У Николая и так кошки на душе скребут, — продолжал Владимир, — а тут подходит какой-то слесаренок в кепочке козырьком назад и говорит: «Що вы, хлопци, на цьому паровози воду грили чи шлак возили?» — Владимир громко расхохотался.
— Что же ты зубы скалишь? — не выдержал Дубравин.
— А тебе что! — огрызнулся Володя. — Николая жалко? Так возьми себе его машину. А? Или только болтать можешь, слезу пускать?
— Тьфу! — сплюнул Дубравин и вышел из нарядной. Он шел и злился: забыл спросить нарядчика, когда ему ехать, хотя только за тем и приходил, злился на Владимира, на себя, что не смог как следует ответить этому зазнайке.
Возврат машины остро переживали все паровозники. И не потому, что начальник дороги объявил выговор начальнику депо и Николаю Ершову за попытку сплавить негодный паровоз. Этот факт получил большую огласку и лег на депо позорным пятном. Ведь паровоз хотели всучить своим же товарищам.
А с паровозом действительно творилось что-то неладное. Пережоги топлива, частые ремонты и вынужденные из-за этого простои резко снижали показатели работы и заработки трех бригад, прикрепленных к этому локомотиву.
Вернувшийся локомотив снова поставили на ремонт. Устранили все неполадки, но в первом же рейсе машина словно взбесилась. Ни пару, ни воды не держала, грелись подшипники, и Ершов едва дотянул до своего депо. Не заходя домой, пошел к начальству. Пусть делают с ним, что хотят, но ездить больше на этой гробине не будет.
…Виктор Дубравин решил
И пока он шел и злился, случайно мелькнувшая мысль вытеснила все остальные. Раздражало только, что этот зазнайка подымает, будто свое решение принял по его подсказке. Но решение теперь было твердое, в Дубравин направился к начальнику депо. Попросил принять у пего паровоз, один из лучших на всем отделении, а дать ему машину Николая Ершова. И оставить всех членов бригад этого локомотива, будь они даже нарушителями трудовой дисциплины.
Просьба Дубравина смутила руководителей депо. Он достоин самого большого доверия, но тем более нельзя его подводить. Он просто не рассчитал своих сил.
На следующий день ему предложили взять один из худших паровозов, но не машину Ершова, чуть ли не аварийную, которую раньше срока решили отправить в заводской ремонт. Однако Дубравин стоял на своем. Просьбу удовлетворили.
Многие машинисты не скрывали своего удивления: — Это безумие — отдать такой золотой паровоз и взять рыдван.
Дубравин не очень прислушивался к таким словам. Через его руки прошла не одна машина и какой бы строптивой ни казалась, он находил способ обуздать ее. После первой поездки Дубравин не пошел домой. Почти всю ночь провел возле локомотива, проверяя, измеряя, выслушивая узлы и детали. Нашел, наконец, почему бьет реверс, и, кажется, причину грохота в дышлах. Этот грохот, разносившийся далеко вокруг, просто угнетал его. Ему стыдно было ехать па паровозе. Подъезжая к станциям, он прятался в будке, откуда наблюдал, как озираются на паровоз железнодорожники…
Домой вернулся в пять утра. Ни о чем не спросила его жена. Маша все видела, все понимала. Он заговорил сам:
— Теперь хоть стук в дышлах прекратится. Нашел, в чем дело. А то совестно людям в глаза смотреть.
Дубравину не терпелось скорее увидеть результаты своих первых побед над паровозом. Со двора видны огромный косогор и высокая железнодорожная насыпь. Здесь скоро должен проехать напарник. Виктор вышел, поднялся на крышу погреба, чтобы было виднее. Остановилась на крыльце Маша. Вскоре послышался шум поезда. В обычном грохоте паровоза выделялись резкие и частые удары, точно по дышлу били кувалдой. Те самые, которых, как казалось ему, уже не должно быть. Как набат, неслись они над косогором, над пролеском, над всем рабочим поселком.
— Спустился Виктор, — рассказывала на следующий день соседке Маша, — как глянула я — сердце зашлось: такое лицо было у него…
Молча вошли в дом. Только в десять утра заснул. Через час вызвали в депо: срочное заседание. Не идти нельзя. Он член партийного бюро. После заседания, наскоро перекусив, побежал встречать свой паровоз. Он забросал вопросами напарника о том, как вела себя машина, И снова копался в ней, пока не пришло время отправляться в рейс.
После нескольких поездок, записав, что должны сделать слесари, Дубравин поставил машину в депо.