Маска ангела
Шрифт:
— Слушаю, отец. Что случилось?
— Это у тебя что случилось? — рыкнул тот. — За неделю ни одного звонка. Загулял, что ли? Нашел время…
— Нет, не загулял, — отозвался Илья. Батю, похоже, мучила бессонница, и он, чтобы не страдать в одиночестве, решил заняться воспитанием младшего. Но не только — Илья отлично понимал причину этого звонка, и сказать ему было нечего.
— Не загулял, — повторил он, — некогда. Не до гулянок мне. Машина цела, с ней все в порядке…
— Плевать, — сказал отец уже мягче, — будешь хорошо себя вести, куплю тебе новую. «Тойоту»
— Да пожалуйста, — моментально согласился Илья, понимая, что разговор может затянуться надолго. Они ходят вокруг да около, не решаясь или опасаясь затронуть главное, и оба понимают, что поговорить об этом придется. Отец молчал, Илья выждал немного и сказал, глядя на вздувшуюся ссадину, от которой разило водкой:
— Пока ничего, отец. Глухо, тишина. Я позвоню, когда все узнаю.
И разом стало легче, они отлично поняли друг друга, и молчание приобрело другой смысл. Отец, судя по фоновым звукам, ходил по комнате, а тут остановился и сказал:
— Я понял. Тебе деньги нужны?
— Нет, — отказался Илья, — нет, спасибо. Выкручусь.
— Ну, смотри, — сказал отец на прощание, и из трубки понеслись короткие гудки. Илья выключил мобильник, еще разок полюбовался на себя в зеркало. Рана — ерунда, заживет, никуда не денется, но вот фингал под глазом, это минимум на неделю. С таким лицом его легко запомнить и в случае чего описать без особого труда, а это, граждане, никуда не годится. Если только попросить у Леры ее темные очки. Самое то для паршивой погоды.
Илья вышел в коридор, постоял у дверей комнаты, прислушался. Там было очень тихо, доносился даже стук дождя по подоконнику. Илье показалось, что внутри пусто, но нет, плащ девушки и кроссовки были на месте. Он вернулся в кухню, прикидывая, как бы тут разместиться на двух табуретках и отдохнуть, спать хотелось зверски, да еще и щека горела, немного кружилась голова. От впечатлений прожитого дня, надо думать, не от глотка же водки — Илья привалился к стенке, вытянул ноги на табуретке и прикрыл глаза. Пока припоминал события минувшего дня, накатила дрема, Илья едва не свалился со своего ложа. Угнездился кое-как, снова задремал и вскинулся за мгновение до того, как его толкнули в плечо. Чудом не грохнулся на пол, сел на табуретке и увидел перед собой Леру.
— Не валяй дурака, — сказала она, — пошли спать. Я не кусаюсь, и за свою честь ты тоже можешь не опасаться.
Она вернулась в комнату, скрылась там, оставив дверь открытой.
Предложение было более чем кстати, Илья пошел следом, присел на край дивана, потом лег, вытянулся во весь рост. Лера лежала на боку, подложив ладони под щеку, и наблюдала, как Илья укладывается рядом. Он с минуту смотрел в потолок, потом закрыл глаза, потом дернулся, очнулся, почувствовав, что над лицом нависла тень.
— Больно? — раздался сочувственный шепот. Лера аккуратно коснулась его щеки, потом приподнялась на локте, рассматривая ссадину, подозрительно принюхалась и фыркнула.
— Это дезинфекция, — сказал Илья, — и уже не больно. До свадьбы заживет.
Это
— Ничего смешного, — судя по тону, она была готова обидеться. Илья отвернулся, но Лера запустила пальцы ему в волосы и повернула голову к себе. И смотрела сверху вниз, смотрела и молчала, Илья ждал, легонько придерживая ее за запястье.
— Я боюсь, — сказала Лера, — я очень боюсь. Я не знаю, что происходит, но так страшно мне не было никогда в жизни. Помоги мне, больше мне некого просить. Я заплачу тебе, у меня есть деньги, это все, что я заработала в банке. Я отдам их тебе, если ты найдешь того, кто охотится за мной. И убьешь его.
От нее еле уловимо попахивало водкой, но говорила она трезвым голосом, спокойно и размеренно, точно о косметике или новых тряпках. Говорила, гладила Илью по волосам и наклонялась все ближе, пока ее волосы не упали ему на лоб и закрыли глаза.
— Мы вчера договорились, — напомнил он, чувствуя, как становится жарко, а в голове все плывет, — мне нужен убийца Макса, а не твои деньги. Твое дело — слушаться меня…
— Конечно, — девушка ткнулась лбом ему в переносицу и ловко стянула через голову водолазку, под которой ничего не оказалось.
— Эй, — кое-как проговорил Илья, чувствуя, что еще немного, и он пары слов связать не сможет, — о плате натурой разговора не было.
— А это не плата, — на ухо ему шепнула Лера.
Это была страсть в чистом виде, дистиллированная, яркая, невозможная, измотавшая обоих, иссушившая до донышка, страсть слаще вина и крепче водки. Она держала их до рассвета, мутного и серого, дождливого, пробивавшегося из-за штор, не отпускала, толкала друг к другу с такой силой, точно для этого мира наступил последний день, и завтра уже ничего не будет — ни людей, ни земли, ни неба. Потом был сон, глубокий и черный, без видений, точно кома, а потом в комнате снова стало темно, и за окном шел дождь. Они сидели в кухне, ели какие-то макароны из коробочки, припасенные, видимо, запасливой старушкой на черный день. На вкус мерзость была еще та, но ничего лучшего в доме не нашлось, пришлось довольствоваться сушняком. Зато сахар и чай имелись в достатке, над полными кружками поднимался дымок, Илья отпил сладкого кипятка, глянул на закутанную в полотенце Леру и сказал:
— Надумала что? Говори, не тяни.
И, видя, что та ничего не понимает, пояснил:
— Про Кудрина, дружка твоего бывшего. Со всеми подробностями, кроме интимных, мне они без надобности.
Про Кудрина этого он вспомнил первым делом, едва только глаза открыл. Маловероятно, конечно, что брошенный любовник зашлет к своей бывшей спеца с оптикой, но все же чем черт не шутит. Может, он и не в Леру тогда стрелял, а в ее хахаля из «Сюиты», а там и другое что следом потянется — надо бы этот вопрос окончательно закрыть.