Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
— Ну, я вас оставлю, — сказал Колин.
Я только промычала в ответ.
Том напоминал виденные мною в Британской библиотеке: старые документы наклеены на листы большой чистой книги, с аннотациями по бокам, сделанными от руки много позже. На первой странице косым эдвардианским почерком было выведено: «Переписка леди Генриетты Селвик, 1801–1803 годы».
— Ужин через час?
Я опять помычала.
Пробегая приветствия и даты я умышленно заглянула в конец, в поисках упоминания о двух вещах: о Пурпурной Горечавке и о шпионской школе, основанной Пурпурной Горечавкой и его женой, когда они вынуждены были оставить активную деятельность. И Пурпурная Горечавка, и шпионская школа не слишком активно работали до мая 1803 года. Положив том на место, я вытащила из-под него следующий,
— Мышьяк с гарниром из цианида?
И снова я промычала в ответ.
Именно так они и были сложены. Следующий том включал в себя переписку леди Генриетты с марта по ноябрь 1803 года. Великолепно.
Краем сознания я зафиксировала звук закрывшейся двери библиотеки.
Покачнувшись, я плюхнулась на пол рядом с открытым шкафом, том упал мне на колени и раскрылся. Среди писем Генриетты скрывалось послание, написанное другой рукой. Если почерк Генриетты был округлым, буквы — с завитушками, а иногда и с росчерком, то буквы этого письма вполне можно было назвать печатными. Даже не прибегая к помощи техники, по этому почерку можно было сделать вывод об аккуратности человека, а еще больше — о дисциплинированности его ума. Что еще важнее, руку эту я знала: видела в собрании бумаг миссис Селвик-Олдерли, между небрежными каракулями Амели Балькур и выразительным почерком лорда Ричарда. Мне даже не нужно было смотреть на подпись на следующей странице, чтобы узнать, кто его написал, но я все равно это сделала. «Любящая тебя кузина Джейн».
В истории есть немало Джейн, и большинство из них так же нежны и скромны, как и их имя. Леди Джейн Грей, злосчастная королева Англии, царствовавшая семь дней. Джейн Остин, миловидная писательница, превращенная в львицу исследователями английской литературы и костюмными телефильмами Би-би-си.
Но была еще мисс Джейн Вулистон, больше известная как Розовая Гвоздика.
Я вцепилась в обложку тома, как будто он мог удрать от меня, если ослаблю хватку, и воздержалась от восторженного визга. Колин и так уже, наверное, решил, что я ненормальная, поэтому нечего предоставлять ему дополнительные доказательства. Но мысленно я визжала. Насколько было осведомлено остальное историческое сообщество (я позволила себе немножко личного злорадства), единственными сохранившимися ссылками на Розовую Гвоздику оставались упоминания в газетах того времени — не самые надежные свидетельства. В самом деле, находились даже ученые, которые высказывали мнение, будто Розовая Гвоздика вообще не существовала, что приписываемые мифической личности с цветочным именем смелые проделки, совершаемые на протяжении десяти лет — кража груза золота из-под носа у Наполеона, пожар на французской фабрике обуви, похищение в Португалии конвоя с военным снаряжением во время войны на Пиренейском полуострове [3] , и это лишь часть, — являлись делом рук нескольких не связанных друг с другом актеров. Розовая Гвоздика, настаивали они, была кем-то вроде Робин Гуда, удобного мифа, увековеченного для поддержания в людях духа в мрачные дни наполеоновских войн, когда вся Европа покорилась власти Наполеона, кроме непоколебимо стоявшей Англии.
3
Война Англии и Португалии при участии испанцев против Наполеона в 1808–1814 гг.
Какой же их ждал сюрприз!
Благодаря миссис Селвик-Олдерли я знала, кто скрывался под именем Розовая Гвоздика. Но мне требовалось больше: связать Джейн Вулистон с событиями, которые газетные листки приписывали Розовой Гвоздике, представить конкретные доказательства, что Розовая Гвоздика не только существовала, но и постоянно действовала на протяжении того периода времени.
Письмо у меня на коленях могло стать отличным началом. Неплохо было бы получить упоминание о Розовой Гвоздике. Письмо от самой Розовой Гвоздики было еще лучше.
Я с жадностью пробежала первые несколько строк.
«Дражайшая кузина, Париж превратился в вихрь удовольствий со времени моего последнего
Глава вторая
Венецианский завтрак: ночная вылазка тайного характера.
«…Вчера я присутствовала на венецианском завтраке в доме одного джентльмена, очень тесно связанного с консулом. Он был крайне мил».
В малой столовой Аппингтон-Хауса леди Генриетта Селвик проверила количество чая в своей чашке, положила маленькую красную книжку на подушку рядом с собой и поудобнее оперлась о подлокотник любимого диванчика.
Ткань у нее под рукой уже начинала рваться и обтрепалась, подозрительные пятна чайного цвета марали желто-белый полосатый шелк, а потертости на другом конце диванчика свидетельствовали, что две ножки в домашних туфельках, покоившиеся на нем сейчас, отдыхали там и раньше. Обычно малая столовая являлась владением хозяйки дома, но леди Аппингтон, не способная усидеть на одном месте дольше звучания лаконичной эпиграммы, уже давно уступила эту солнечную комнату Генриетте, использовавшей ее как свою приемную, библиотеку (настоящая библиотека, к несчастью, обладала одним недостатком — была слишком темной, чтобы читать в ней) и кабинет. Залитая солнцем позднего утра, это была приятная тихая комната для невинных грез и неспешных чаепитий.
В настоящий момент она являлась центром международного шпионажа.
На маленьком желто-белом диване лежали секреты, за обладание которыми способнейшие агенты Бонапарта с радостью дали бы зуб — или даже глаз, коль на то пошло, если б это не помешало им ознакомиться с содержанием красной книжечки.
Генриетта расправила последнее письмо Джейн на обтянутых муслином коленях. Если даже французский соглядатай и умудрился бы заглянуть в окно, леди Селвик знала, что именно он увидел бы: безмятежную молодую мисс (Генриетта торопливо заправила выбившуюся прядь в уложенную на греческий манер прическу), мечтающую над письмом и своим дневником. Увиденного хватило бы, чтобы нагнать на шпиона сон, почему в первую очередь Генриетта и предложила Джейн этот план.
Семь долгих лет леди Селвик добивалась участия в войне. Ей казалось совершенно несправедливым, что в иллюстрированных еженедельниках ее брата называют «той обаятельной теневой фигурой, тем жалом в боку Франции, тем молчаливым спасителем, которого знают только под именем Пурпурная Горечавка», тогда как Генриетта обречена быть надоедливой младшей сестрой этой обаятельной теневой фигуры. Как заметила она матери, когда ей исполнилось тринадцать — в тот год Ричард вступил в Лигу Алого Первоцвета, — она такая же умная, как Ричард, она такая же способная, как Ричард, и, уж конечно, хитрее Ричарда.
К сожалению, она, как напомнила ей мать, значительно моложе Ричарда — на семь лет, если быть точной.
Генриетта раздраженно фыркнула, поскольку на это ответить ей было в общем-то нечего, а она принадлежала к тем людям, за которыми остается последнее слово.
Леди Аппингтон сочувственно на нее посмотрела.
— Мы обсудим это, когда ты подрастешь.
— Джульетта, между прочим, вышла замуж в тринадцать лет, — запротестовала Генриетта.
— Да, и посмотри, что с ней случилось, — парировала леди Аппингтон.
К пятнадцати годам Генриетта решила, что ждала достаточно долго. Она представила свою просьбу Л иге Алого Первоцвета в лучших традициях выступления Порции в суде [4] .
Джентльменов лиги не тронули ее рассуждения о ценности милости, не дрогнули они и под напором аргументов, что бесстрашная девушка пролезет туда, где взрослый мужчина застрянет.
Сэр Перси сурово посмотрел на нее в лорнет.
— Мы обсудим это…
— Знаю, знаю, — устало закончила Генриетта, — когда я подрасту.
4
Порция — персонаж пьесы У. Шекспира «Венецианский купец» (1596).