Маска Нерона
Шрифт:
Рим должен быть сожжен!
Этот наглый, самовлюбленный город, город, который считает себя вечным, должен ощутить на себе гнет его воли!
Нерон прикрыл глаза – и увидел охваченные пламенем дворцы патрициев и дома простолюдинов, пылающие храмы и форумы, рушащиеся колонны и портики.
Да, такое они забудут не скоро!
Император хлопнул в ладоши, и тут же рядом с ним появился грек-вольноотпущенник Афтазий, преданный
– Что угодно повелителю? – спросил он, низко склонившись перед Нероном.
– Ты знаешь многих, – проговорил Нерон. – Найди мне такого человека, который возьмется за тайную и трудную работу.
– Слушаюсь, повелитель, – Афтазий поклонился еще ниже и исчез.
Нерон ценил его за то, что Афтазий никогда не задавал вопросов и в глазах его никогда не мелькало и тени удивления.
В тот день императора посетило вдохновение. Он написал двадцать стихов новой трагедии, прочел их придворным поэтам.
После того как умер Сенека, приближенные раз от разу все громче и восторженнее восхищались литературным даром молодого императора. Это было вполне объяснимо и даже понятно: ведь его талант с годами зрел и совершенствовался, как хорошее вино.
За этими интересными занятиями Нерон забыл о поручении, которое дал Афтазию, и удивился, когда тот подошел к нему после вечернего застолья.
– Где ты пропадал? – недовольно спросил император вольноотпущенника.
– Я его нашел, повелитель! – ответил Афтазий, склонившись ниже обычного. – Угодно ли тебе будет говорить с ним?
– Кого? – спросил Нерон в недоумении.
– Человека, способного взяться за трудную и секретную работу. Человека, который выполнит ее без сомнений и колебаний.
– Ах, да! – проговорил император.
Он вновь представил себе охваченный пламенем Рим – и странное чувство шевельнулось в его душе.
– Пусть он придет! – повелел Нерон.
Афтазий почтительно сложил руки перед грудью и удалился, пятясь, не поворачиваясь к императору спиной.
Через минуту в покои Нерона вошел высокий смуглый человек с пронзительным, холодным взглядом. Остановился перед императором, поклонился – но недостаточно низко, и взгляд не опустил: смотрел прямо в глаза.
– Кто ты такой? – спросил Нерон недовольным тоном.
– Гаробал, – ответил смуглый незнакомец, как будто это все объясняло.
– Умеешь ли ты держать язык за зубами? – спросил император, помолчав.
– Да, господин.
– Я хочу поручить тебе дело трудное и опасное.
– Я
Император говорил долго. Смуглый человек слушал его очень внимательно. На лице его не дрогнул ни один мускул, но в глазах загорелся тусклый, мрачный огонь, какой вспыхивает в давно погасшем костре, когда тлеющие угли оживают под порывом ветра.
Выйдя из императорского дворца, Гаробал оглянулся, закрыл голову краем плаща и еле слышно проговорил:
– Слава Молоху! День мести настал!
Затем он направился в трущобы, располагавшиеся поблизости от Мамертинской тюрьмы.
Подойдя к жалкой лачуге, притулившейся у склона горы, он трижды постучал в дверь. Дверь отворилась с унылым скрипом, и Гаробал вошел в хижину. В глубине единственной комнаты над очагом кипело какое-то варево, распространяя по помещению странный, необычный запах. Возле двери гостя встретила сгорбленная старуха с всклокоченными седыми волосами, похожая на тех ведьм, которые по ночам бродят на кладбищах и подкарауливают путников на перекрестках дорог.
– Здравствуй, брат Гаробал! – приветствовала она гостя. – С чем ты пожаловал?
– С хорошими новостями, сестра! С очень хорошими новостями! День мести пришел. Заносчивый Рим заплатит сегодня за гибель великого Карфагена! Молоху будет принесена славная жертва. Рога медного быка обагрятся кровью!
Старуха приоткрыла беззубый рот и радостно засмеялась. Неприятный каркающий смех исходил из ее тощей груди, как будто старуха превратилась в старую больную ворону.
– Порадуемся позже, когда все будет позади. Сейчас нужно действовать, – проговорил Гаробал, дождавшись, когда ее хриплый смех затихнет. – Пошли своих внуков ко всем преданным братьям, пусть они приготовятся к сегодняшнему вечеру. Встретимся здесь сразу после захода солнца.
Отдав приказание, Гаробал кивнул старухе и покинул лачугу.
Едва лишь дверь закрылась, старуха открыла вторую дверь, спрятанную за продранной занавеской, и громко свистнула в два пальца. Через минуту в лачугу вбежал мальчуган лет десяти, следом за ним – еще один, на год старше, потом появились третий и четвертый.
– Беги в дом жестянщика Мезия! – приказала старуха старшему внуку. – А ты – к брадобрею Кардалу, ты – к водовозу Алезию, а ты – к зеленщику Никиппу…
Через несколько минут дети разбежались по разным концам города. Они стучали в дома ремесленников и торговцев, в лавки и бедные лачуги и всем передавали приказы старой ведьмы.
Когда солнце опустилось за холмы, возле старухиной лачуги собралось несколько десятков человек в темных плащах, скрывающих смуглые лица. Они молчали, ожидая новостей.