Маска Нерона
Шрифт:
– Я его никак не разберу, – молвила Александра. – Глуп он или юн еще очень?
– Пороху он, конечно, не выдумает, – задумчиво ответил Слава, точнее, Агишин, в которого Рогозин перевоплотился совершенно. – Нет, не выдумает, а поразовьется, так будет человек как следует, для домашнего обихода, разумеется! Вообще, этот Андрюша – драгоценность. Он очень удобен.
– Для кого? – Александра постаралась передать в тоне этого коротенького вопроса всю наивность и неискушенность своей героини, непонимание того, о чем говорит ей собеседник.
– Для жены, для
– Знаете ли, – Александра презрительно фыркнула, – ведь он, голубчик, влюблен в меня без ума, без памяти!
– Стоп! Стоп! – закричал режиссер и взлетел на сцену. – Никуда не годится! Елена – молодая, наивная, невинная девушка, постепенно поддающаяся на уговоры Агишина, а ты играешь прожженную опытную особу! Не верю!
– Опять! Тоже мне, Станиславский нашелся! – пробормотала Александра.
Она сказала это едва слышно, но, как назло, в это мгновение в зале наступила полная тишина, и режиссер расслышал ее реплику. Он побагровел, затопал ногами и рявкнул:
– Вон! Ты в этой пьесе не играешь! Подушкина! Где Подушкина?! Найдите Подушкину!
– Я здесь, Сергей Константинович! – Элина выплыла на сцену. Она была в гриме и в платье, подходящем для героини.
Ага, так наша тихоня уже была наготове, она все предусмотрела! Но шустра… Александра смотрела, как Подушкина мелкими шажками приближается к главному, как преувеличенно робко заглядывает ему в глаза, – и не ощущала ни злости, ни ярости. С удивлением она поняла, что ей вовсе не хочется вцепиться Подушкиной в волосы или расквасить ей физиономию. В общем, эту позицию она сдала, можно сказать, без боя.
– Роль помнишь? – спросил режиссер Подушкину, постепенно успокаиваясь.
– Конечно, Сергей Константинович! Я ведь заменяла Александру Александровну, пока ее не было…
У Александры внезапно заныли все зубы. Она смотрела на соперницу новыми глазами. Ах, Элина! Да ты та еще стерва! Нарочно назвала ее по имени-отчеству, якобы демонстрируя свое уважение, а на самом деле – чтобы подчеркнуть разницу в возрасте! Да подумаешь, разница – Элина всего года на два ее моложе!
«На четыре, – раздался в ее душе ехидный голос, – ей – двадцать шесть, а тебе через месяц будет тридцать».
– Соколовская, уйди со сцены! – крикнул Медеников. – Не мешай работать!
И все – даже Славка Рогозин – поглядели на Сашу не с сочувствием, а с нескрываемым злорадством. Господи, ну и змеюшник!
Александра сжала зубы, чтобы не показать, как ее задело хамство главного, и ушла со сцены, стараясь высоко держать голову. Едва скрывшись за кулисами, она в остервенении стащила платье героини и швырнула его на пол. Ей хотелось растоптать его ногами, но тут из-за поворота показались старуха Невеселова – под ручку с вернувшейся из отпуска злодейкой Колонковой. Александра юркнула за ведущую к колосникам лестницу, чтобы не попасться на глаза этим записным театральным сплетницам в «разобранном» состоянии.
Как оказалось, сделала она
– Все-таки надо отдать ей справедливость, один раз наша Александра сорвала самую настоящую овацию! – проговорила Колонкова, поддерживая под локоть свою спутницу.
– Да что ты, Танюша? – недоверчиво переспросила Невеселова. – Когда же это? Что-то я не припомню!
– Когда она играла Дездемону. В финале, когда Отелло ее душил, зрители аплодировали как ненормальные и даже требовали повторить эту сцену на бис!
– Но мне все же кажется, что в ней дремлет драматический талант! – с постной миной промолвила Невеселова.
– Да, только не дай бог, чтобы кто-нибудь его разбудил! Тогда, боюсь, все настоящие театралы сбегут после второго акта…
– Почему только после второго?
– Да потому, что после первого в гардеробе будет не протолкнуться!
– А ты знаешь, дорогая, что на одном из спектаклей она потребовала, чтобы ей предоставили для первого акта настоящее жемчужное ожерелье? Сказала, что иначе она не может войти в образ!
– И что же наш главный?
– Пообещал, что все будет настоящим – и жемчуг в первом акте, и яд в последнем…
Сплетницы, хихикая, скрылись за углом.
Александра только хотела было выбраться из своего укрытия, как со сцены вылетела сияющая Подушкина. Промчавшись мимо лестницы, она закружилась на месте и радостно воскликнула:
– Ура! Ура! Роль моя… теперь, если…
Закончить фразу Элина не успела: из-за картонной скалы выскользнул высокий мужчина с забранными в хвост темными волосами. Подскочив к Подушкиной, он схватил ее за плечо и поднес к ее лицу платок. Даже издали Александра почувствовала резкий химический запах. Подушкина покачнулась и упала бы, но мужчина обхватил ее за плечи и утащил в какой-то укромный уголок за декорации.
В первый момент Александра растерялась и замерла на месте. Затем в ее голове промелькнула злорадная мысль, что Подушкиной недолго пришлось радоваться отбитой у нее роли и что главному волей-неволей придется вернуть эту роль ей, Александре.
Но уже в следующее мгновение она устыдилась этих мыслей. Кроме того, она вспомнила, что уже видела этого мужчину, и не просто видела – это именно он с подручными напал на нее в Черногории… нет, не может быть, ведь она же видела – он утонул!..
Александра выскочила из укрытия и бросилась вслед за злодеем, уволокшим куда-то несчастную Элину.
Обогнув картонную скалу, она увидела лежавшую на полу Подушкину и двух склонившихся над нею мужчин. Один из них был ее черногорский знакомый с хвостом, второй – мужчина средних лет с короткими седоватыми волосами.
Александра застыла на месте, потеряв дар речи.
Мужчины по-хозяйски обшаривали платье Подушкиной.
– Нету! – раздраженно проговорил седой. – Ты уверен, что она у нее?
– Больше нигде ее нет, – ответил длинноволосый. – Я все проверил… Она ее с собой все время носит, нигде не оставляет, только из кармана в карман перекладывает.