Маска
Шрифт:
— Давненько… давненько мы с тобой не работали так, Себастина. Только ты и я.
— С той ночи, когда ваш дед пытался завоевать Империю и мы носились по столице.
Да. Потом расследования стали вести агенты новорожденной Имперры, а я если и выбирался из Старкрара, то всегда оставался в окружении чёртовой оравы телохранителей, солдат и младших дознавателей. Внезапная авантюра, пришедшаяся на наши с Себастиной головы, обернулась глотком свежего воздуха.
Паланкин быстро приблизился к западным окраинам города и вскоре огни Башэна оказались позади. Звери продолжали бежать в кромешной тьме, которая поглощала последние остатки света и ставила нас перед истинным лицом этого мира. Неприглядным, ровным, чёрным. Постепенно дорога стала идти под уклон и вскоре — это скорее чувствовалось, нежели было видно — мы оказались
Мы въехали на холм, а затем и в маленький квадратный дворик на окраине комплекса. Внезапное нечто настигло меня в тот момент, ощущение присутствия чего-то огромного… сонного, древнего. Но не такого ужасающего как Беххерид.
От одной из стен дворика отлипла массивная чёрная фигура с длинными могучими руками, короткими ногами и маленькой головой, вдавленной в плечи.
— Добро пожаловать на Ахолкум, тан л'Мориа. Хозяин ждёт вас внутри. Мы отправляемся немедленно.
— Отправляемся? — Я спустился на землю, внимательно оглядывая трёхметрового гиганта.
— Да, отправляемся. Вас проводят.
Провожатым оказалась тварь в виде огромного глазного яблока с чёрными крыльями. Она порхала над нашими головами, ведя по скупо освещённым коридорам, отделанным разноцветными породами мрамора. Путь закончился в помещении, которое я бы охарактеризовал как закрытый кабинет мужского клуба. Стены покрывали панели дорогой древесины; большой камин, тяжеловесная мебель, шкафы с рядами солидных томов, картины и охотничьи панно тут и там, алкоголь и курительные принадлежности элитарных, судя по бутылкам и коробкам, марок, но с надписями на языках мне неизвестных. Всё выглядело пристойно и солидно, но особенной вещью, выбивавшейся из общей тёплой обстановки, было одно украшение, один предмет, который никак не подходил тому месту, а именно, стойка со скелетом. Такие встречались на экспозициях антропологических музеев, небольшие вертикальные футляры из стекла, внутри которых, поддерживаемые подставками, покоились каркасы первобытных существ, предков нынешних людей, люпсов, авиаков. Скелет явно был рукотворным, созданный из синевато-серого металла с крапинами чёрного цвета, он имел крупный угловатый череп, чуждый человеческой или тэнкриской физиологии, шарниры вместо суставов, а также часовой циферблат в передней части груди, там, где соединялись рёбра.
Глаз выпорхнул прочь, но наше с Себастиной одиночество продлилось недолго. Через вторую дверь вошёл Эдвард Д. Аволик, и это был уже совсем другой человек. Нет, конечно же, человек был тот же самый. Но другой. Вместе с макияжем исчезли несколько неуместные для мужчины ужимки, манерность; с первых же шагов он произвёл впечатление уверенного в себе, но не самоуверенного человека. Лицо стало весьма мужественным, как-то заметнее раздались вширь плечи, изменилась походка, взгляд; вежливая, но не кокетливая улыбка. Легкомысленную женскую тунику сменила белая сорочка с расстёгнутым воротом и просторными рукавами, кожаные наручи на предплечьях, расстёгнутая кожаная жилетка с большими накладными карманами, крупная бляха пояса, крупный золотой медальон на груди, брюки, сапоги с множеством ремешков и кожаная сумка, перекинутая через плечо. Несколько выделялись на фоне прочих изменений лишь серёжки, крупные, золотые, но не такие тяжёлые как прежние. Впрочем я не находил в них ничего вызывающего ведь в прошлом все тэнкрисы носили серьги, а ингрийские таны продолжают носить их и по сей день.
— Добро пожаловать на Ахолкум, тан л'Мориа! Будьте моим гостем!
— Что такое Ахолкум?
— Правильный вопрос! Ахолкум это цойдагант!
В подтверждение его слов стены легонько вздрогнула, зазвенели бутылки, в животе поселилось то необычное чувство, словно оказался в поднимающемся лифте, и моя горничная непроизвольно начала хихикать. Мы взлетали.
Благодаря памяти предков Талио я успел немало узнать о мире в Темноте, и слово "цойдагант" не вызвало замешательства. Достаточно представить чудовищно громадного чёрного
Эдвард Д. Аволик жестом пригласил сесть в одно из кресел, а сам задержался возле столика с бутылками.
— Я знаю, что вы непримиримый противник курения, митан, и понимаю это. Сам такой. Хотя порой необходимо раскурить с клиентом сигару-другую ради более приятной атмосферы переговоров. Курить вам, разумеется, не предлагаю, но вот это вы оцените.
В протянутом тумблере (стакан для виски) покоился круглый серый камень, омываемый небольшим количеством янтарной жидкости. Принимать угощение казалось опасной идеей, ведь я не мог ощутить истинные эмоции златовласого человека, узнать о его намерениях. Пришлось положиться на интуицию. Стекло оказалось холодным, а напиток обжёг губы при первом же прикосновении. Струйка ледяного огня прокатилась по языку и пролилась в желудок, оставив во рту и носу вкус, запах и… цвет? Может ли напиток иметь… эмоциональный фон? Аволик, несомненно, понимая возникшую передо мной философскую неопределённость, сидел в кресле справа, и молча смаковал алкоголь.
— Оно… чувствует? То есть, мне кажется, что оно… этот напиток… благожелательно относится ко мне.
— Я очень хотел услышать это, — улыбнулся Аволик, — от того, кто может прочувствовать до конца. Мы с вами пьём храмовый султ, который делают в высокогорном монастыре в мире под названием Рёгн. Напиток выдерживается в дубовых бочках на протяжении ста лет и каждый день вокруг него проводятся службы, читаются молитвы, поются псалмы, умиротворённые монахи говорят с бочками, делятся с ними хорошими воспоминаниями и наставляют святыми заповедями. Человеку с плохим настроением запрещено приближаться к бочкам, если же это правило нарушается, всё сливают в пропасть и начинают готовить заново. За всю историю существования монастыря такая трагедия происходило дважды и оба раза монахи категорически отказались продавать жаждущим клиентам испорченный султ, обрекая себя и своих последователей на новый век кропотливого труда. Не знаю, есть ли у воды настоящая память, но султ имеет ярко выраженную целебную силу, он изгоняет из тела болезни, заживляет раны и дарит вкус искупления грехов.
— И сколько же он стоит?
— Цифры и наименования валют, которые я мог бы назвать, ничего вам не скажут, митан, да и грубостью будет упоминать о ценах в присутствии дорогого гостя. Примите моё гостеприимство и расслабьтесь.
Получив Выслушав эту любопытную историю, я, всё-таки, не спешил подносить стакан к губам. Алкоголь, даже такой как этот султ, притуплял чувства и ослаблял бдительность, что могло стать причиной скоропостижной смерти одного расслабившегося тана.
— Стало быть, добрый друг мой, вы хотите предложить сделку.
Его стакан опустился на маленький столик, разделявший подлокотники наших кресел.
— Есть такая идея.
— Что-то в обмен на моё спасение?
— О, нет! Вытащить вас из лап Упорствующих я должен был ради соблюдения условий другой сделки.
— То есть моё спасение кто-то заказал?
— Не то чтобы вам что-то угрожало с самого начала. У меня всё было под контролем. Я подрядился устроить вашу встречу с моим клиентом и я не мог оплошать.
— И кто же в этом мире так страстно пылает желанием встретиться со мной? Уж не сама ли Темнота? — позволил себе улыбнуться я.
— Вообще-то да, именно она, — непринуждённо ответил он.
Повисло молчание и продлилось оно довольно долго.
— Темнота? Та Темнота?
— Она самая.
— Вы ведёте дела с Темнотой? Как это вообще возможно?
— Митан, я продаю и покупаю солнечные системы, я торгуюсь с богами и выставляю условия демонам. Для вас Темнота есть величайшее зло, а для меня — ещё один клиент, нужды которого я стремлюсь удовлетворить.
Ни грана пафоса, ни толики высокомерия, лишь обстоятельное доведение до ума собеседника простых и естественных истин.