Маскарад для эмигранта
Шрифт:
К ним подошел Петренко, офицер для особых поручений при Полковнике.
– Начальство велело дожидаться тебя здесь, – сообщил он, – вдруг понадоблюсь.
– Уже понадобился, Саша. Нужно взять патруль и немедленно проверить документы у двоих типов, один невысокий, плотный пехотный капитан, второй, кавказец в черной черкеске. Они в харчевне, столик рядом с нашим. Придержи их, я скоро вернусь.
– Вы мне объясните, где найти ваш корабль, я подойду вечером часов в десять, – спросил он у Дюбуа.
– Какой корабль, – рассмеялся Георг, – это небольшой барк! хотя кроме
Ехать в Стрелецкую бухту никто не хотел, мол, далековато; наконец, удалось уговорить молодого бледного парня, по всей вероятности раненого, одна нога у него была в сапоге другая в валенке. Когда возвратились к харчевне, их поджидал явно расстроенный Петренко: те двое, пока он искал патруль ушли через кухню.
Они погрузили на телегу два больших мешка, и Георг отправился в путь. По дороге возница подобрал молодого чернявого парня по кличке Цыган. Бледнолицый сообщил ему, что везет француза в Стрелецкую бухту с двумя мешками груза, что в мешках, неизвестно.
– А ты точно уверен, что он француз, – поинтересовался Цыган.
– Точно. Когда они меня нанимали, то со мной офицер договаривался: куда ехать и сколько платить, а этот только лопотал по своему, ни одного русского слова не сказал.
Цыган сделал несколько попыток заговорить с Георгом, задавая самые дурацкие вопросы, но тот не отвечал. Когда же из-под колес выскочил дремавший в придорожных кустах заяц, то их попутчик заорал истошным голосом, – «волк! волк!» – Возница хохотал, и Георг сам тоже с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться.
– Интересно, что у него в мешках? Ты не знаешь, Федя? А вот мы сейчас проверим, – и чернявый схватился за угол мешка. Георг стукнул его по руке.– Но! Но! – Смотри, не разрешает, чертов басурман, – крикнул Цыган, – а мне, Федюня, кажется, что там у него табак. – Он попытался понюхать мешок, – точно, табаком пахнет!
– Угадал, – подумал Георг: шкурки ягнят, пересыпанные самосадом.
Наконец, Федя получил приказ ехать через Воронью балку. Там, на мостике левым колесом въехать в выбоину, где нет куска бревна и остановиться. Они с французом слезут подтолкнуть телегу, а ты хлестнешь лошадь, и все, поминай, как звали! И гони к Максимовой даче, подождешь меня там, у Трубачихи; да не вздумай слинять, голову оторву! Ты представляешь, Федя, сколько курева у нас будет! Один мешок, конечно, продадим, заживем на славу. Только как его, черта нерусского, из телеги вытащишь? Ну, ладно, там посмотрим.
План был выполнен на славу: колесо стукнулось в ухаб, лошадь остановилась. Но когда заговорщики обернулись, то застыли с открытыми ртами – на них смотрел ствол огромного пистоля.
– Тише, я Дубровский! – сказал старик по-русски и взвел курок, который издал звук, напоминающий крик ворона. Цыган кулем вывалился из телеги, возница же сидел с отвисшей челюстью.
– Скажи ему, Федор,
– Да мы сами, – охрипшим вдруг голосом сказал Федя, – как изволите… – И хлестнул лошадь. Георг от всей души расхохотался.
Ночью, когда они уже проходили створ бакена на Булганаке, стоявший у штурвала Андроник указал Владимиру на северную часть небосвода. Где-то далеко за невидимым горизонтом, в сплошной черноте ночного неба вспыхивали и гасли крошечные язычки пламени, иногда они сливались вдруг в единый сполох и так же внезапно исчезали, отчего ночь становилась еще темнее. Это отражение той артиллерийской дуэли, что вели между собой белая и красная армии; дуэли, где победитель уже заранее предопределен, и единственным ее секундантом было высокое таврическое небо.
На рассвете барк подошел к Евпатории. Проснувшееся где-то за кормой солнце, ослепительно заиграло первым лучом на золотом куполе Свято-Никольского храма, на стенах мусульманского собора Джуми-Джами, осветило пустынную набережную. На якорь стали метрах в трехстах от берега и спустили шлюпку; осадка позволяла подойти намного ближе, но капитан решил не рисковать. Пришвартовались у причала рыболовецкой артели. Город еще не проснулся, в трамвае кроме них и кондуктора был один единственный пассажир – рыбак с ночным уловом. Было слышно как рыба шевелилась в его мешке, вскоре под ним набежала лужица. Кондуктор громко выразил свое неудовольствие и апеллировал к Макарову, назвав его господином офицером, хотя тот был в штатской одежде. «Прав был Полковник, говоря, что Евпатория большая деревня», с горечью подумал поручик, засветился я здесь в первую же минуту.
– И в какой же стороне ваш дом, – поинтересовался Георг, когда они вышли из трамвая возле мечети.
– Прямо напротив ремесленной синагоги, только нужно пройти через двор старого караима Кискачи. Наш следующий.
Георг остановился, от его обычной невозмутимости не осталось и следа.
– Нет, вы представляете, насколько тесен этот мир! Я уже не раз бывал в этом дворе, там жила семья наших французов из Кунана.
– Не может быть, – теперь пришел черед удивляться Владимиру, – это были наши соседи! Я постоянно играл с их внуками, мои родители поощряли нашу дружбу, у них я учился французскому, они больше говорила на нем, чем на русском. Тогда вы свободно найдете мой дом, вы поворачиваете здесь, а я пройду еще сотню метров, попрошу своего товарища помочь нам тачкой перевезти вещи к лодке. Жену зовут Лена. Ах, впрочем, вы это знаете. Скажите ей, пусть собирается.
Как только Георг вошел во двор, его взору открылась неприглядная картина наглого грабежа. Подросток вырывал из рук плачущей молодой женщины простыню, вернее, из одной руки, так как второй она прижимала к себе ребенка. Малышка, напуганная происходящим, тоже громко плакала.
– А ну брось! – приказал старик парню, но тот не обратил на его слова никакого внимания. Тогда он вытащил свой пистоль, взял за ствол и стукнул юного мародера по плечу; тот выпустил свою добычу и присел на корточки, схватившись за ушибленное место.