Маскарад для эмигранта
Шрифт:
Утром пришел Каналья, сообщил, что ночью из лагеря Чаталджи вырвалось около двух тысяч казаков. Перебив охрану, они захватили один из пароходов, стоящих на рейде и двинулись на Новороссийск. Остальных срочно переводят на греческий остров Лемнос, откуда убежать невозможно. Большинство из них письменно заявили о своем желании вернуться в Россию. Французы молчат; скорее всего, что они имеют на нас какие-то планы.
– Мы бы все охотно вернулись, – ворчал доктор, – все до одного, да только нас там ничего не ожидает, кроме свинцовых пилюль.
В канун
– Да мне скоро вас, канальи, лечить будет нечем, – парировал он все обвинения в жадности в свой адрес, – вам разве неизвестно, что все вывезенные из Крыма запасы конфискованы нашими союзниками? чтоб им пусто было!
Новогодний праздник провели весело. Юнкерские песни забытых лет юности, воспоминания боевой молодости; несмотря на всю кровь и грязь, случавшуюся тогда, все равно в них находили что-то смешное и веселое. В рассуждениях старших товарищей, прозвучавших в застольных речах и тостах уже слышится оправдание муштры, учений, штабных игр. В предстоящем февральском смотре войск видели только залог будущего наступления, будущей победы. Теперь муштра в непролазной грязи, лагерь, обнесенный колючей проволокой, холод и голод, рваные английские шинели и гнилые консервы – все казалось не существенным, временным, все можно и нужно перетерпеть ради возращения в Россию. Всем известно, что эмиссары барона разъехались собирать новую армию; наших много в Берлине, Варшаве, Париже и других городах Европы, их бы всех собрать под знамена генерала Врангеля и двинуть на Россию. Кто нас поддержит? Антанта, в первую очередь, да и в самой России Воронеж и Тамбов, казаки Дона и Кубани только ждут сигнала, так как на дух не переносят Советскую власть. Все сразу и со всех сторон, и за Советы никто не даст даже ломаного гроша. Царит всеобщее воодушевление; нужно только ждать и терпеть галлиполийские тяготы, как неизбежное сейчас, но в будущем очень недолгое недоразумение. А следующий Новый Год обязательно будем встречать дома в России.
И такое приподнятое настроение царит в продолжение всех первых месяцев нового двадцать первого года. Еще никто не знает, что одни эмиссары, посланные на Запад, вместо списков будущих полков и дивизий, привезут известия о крайней непопулярности Врангеля в среде белой эмиграции. Другие, заранее зная о столь негативном отношении к барону, никуда и не ездили, а успешно проматывали, выделенные для вербовки средства в игорных домах и ночных ресторанах Константинополя.
Уже с декабря прошлого года в лагерь стали доходить слухи о кровавых расправах красных над нашим офицерами, оставшимися в Крыму. Те, кто имел представление о нашем терроре против красных, предполагали подобный ход событий, но никто не мог представить, что это произойдет так быстро, причем с такой жестокостью и беспощадностью. Теперь уже всем не терпелось идти
Известие о Кронштадтском мятеже вызвало всеобщий подъем боевого духа. Нужно выступать, поддержать героев! что же наши генералы, почему медлят? Ведь нельзя упускать столь подходящий момент. Радость и ликование были настолько сильными, что известия о подавлении восстания восприняли как обычную пропаганду красных.
Но свои плоды вспыхнувший среди офицеров дух патриотизма, все-таки принес: командование приняло решение отправить десант к берегам Крыма. Паровая шхуна с отрядом, численность которого, как и все остальное держалась в глубокой тайне, отправилась ночью с Константинопольского рейда. И вдруг она возвратилась, имея на борту лишь капитана и пятерых членов команды. Они на второй день бесследно исчезли; поговаривали, что их спрятала контрразведка на острове Лемнос или в городской тюрьме, дабы пресечь распространение слухов. Но эти меры оказались тщетны, и вскоре о десанте известно стало многое.
Им предстояла высадка под Балаклавой, где в лагере по агентурным данным, содержалось около тысячи офицеров. Был четкий план: перебить охрану, вооружить пленных (для этого на шхуне было достаточно винтовок и пулеметов) и тут же двинуться на Севастополь, где в городе и его окрестностях находилось в заключении солдаты и офицеры Белой армии. Сигнал для высадки два костра зажженные у причала ровно в полночь. Так все и оказалось. В полной тишине, заглушив машины, шхуна под парусами подошла к небольшой пристани, и десантники бесшумно исчезли в кромешной темноте. Капитану приказано держать судно у причала и по сигналу приступить к выгрузке оружия. Но он из осторожности нарушил приказ и отошел от берега. Прошло около часа, как тишина внезапно взорвалась винтовочной и пулеметной стрельбой. На шхуне недоумевали: откуда пулеметы, если они остались на борту? Через некоторое время шквал огня стих, раздавались только одиночные выстрелы. Капитан приказал поднять якорь; сейчас будет зеленая ракета, сигнал для выгрузки оружия. Он приготовился запустить машину, чтобы не терять времени на маневрирование под парусами. Но вместо зеленой ракеты они услышали звук мотора: к ним со стороны Севастополя на малых оборотах подкрадывалось какое-то судно. Запустили двигатель, и тут же их осветил прожектор, очевидно катера береговой охраны красных. Прозвучала команда остановиться, но шхуна двинулась в открытое море. На катере взревел мотор и, чихнув, захлебнулся. Рупор разразился бранью; защелкали винтовочные выстрелы, пули застучали о борта, рвали паруса, шлепались рядом в воду. Но шхуна уходила; ее спасли своевременно поднятый якорь и поломка движка на катере. Они долго вглядывались в ночь, но зеленой ракеты не было. Больше часа они дрейфовали вдоль берега, погасив фонари, но вокруг только темная ночь; ни ракеты, ни костра, ни огонька. Учитывая, что неподалеку был вражеский катер, на котором в любую минуту могли устранить поломку, они взяли курс на Турцию.
Конец ознакомительного фрагмента.