Масоны в России - от Петра I до наших дней
Шрифт:
Во исполнение указа Московский университет отобрал для своей библиотеки 5194 книги, Духовная академия - 1964 [620].
Остальные были уничтожены, причем помимо ноябрьской 1793 года акции известны еще два случая сожжения книг - 20 апреля и 15 июля 1794 года [621].
Что же касается имущества Н.И.Новикова (дома, книги, аптеки, имения), то оно было пущено на уплату его 700-тысячного долга, точнее 753537 рублей [622].
Жестоко поплатились за свою причастность к этой истории и молодые пансионеры ордена М.И.Невзоров и В.Я.Колокольников, которых допрашивали так усердно, что оба они оказались вскоре в психиатрическом отделении Обуховской больницы.
В.Я.Колокольников здесь же вскоре и умер. М.И.Невзоров же, признанный как повредившийся умом, задержался здесь
Но "киты" московского масонства отделались, как это ни странно, только легким испугом. Самое любопытное здесь - это то, что приказ о допросе сообщников, как говорится в указе императрицы от 1 августа 1792 года, А.А.Прозоровский получил уже после осуждения Н.И.Новикова. Отсюда можно заключить, что допросы эти были чистой проформой, так как, независимо от характера полученных признаний, но обязательно "после истинного раскаяния допрашиваемых" И.В.Лопухина, Н.Н.Трубецкого и И.П.Тургенева Прозоровскому предписывалось объявить им о проявлении государыней милости: "из единого человеколюбия освобождая их от заслуженного ими жестокого наказания, повелеваем им отправиться в отдаленные от столиц деревни их и там иметь пребывание" [624].
"В приведенных словах указа, - комментировал его А.И.Незеленов, поражает нас удивительное несоответствие наказания с возводимой на Трубецкого, Лопухина и Тургенева виной и странная уверенность императрицы, что из их ответов Прозоровский непременно усмотрит истинное их раскаяние" [625].
Странно в этой истории, однако, совсем другое: не то, что допросить, но и арестовать В.И.Баженова, Н.Н.Трубецкого и других масонов следовало, конечно, одновременно с Н.И.Новиковым, однако сделано этого не было, что конечно же далеко не случайно.
Хотя гнев императрицы, как мы знаем, был направлен не на одного только Н.И.Новикова, а против всех московских масонов, слишком уж ворошить это осиное гнездо Екатерина II почему-то не захотела. Не в последнюю очередь, надо думать, из-за прикосновенности к нему своего сына и наследника Павла Петровича и близких к нему лиц.
После формальных допросов Н.Н.Трубецкой и И.П.Тургенев были высланы в свои деревни: первый - в село Никитовку под Воронежем, второй - в село Тургенево Симбирской губернии [626]. И.В.Лопухин же, после ознакомления Екатерины II с его ответами на опросные пункты, и вовсе был оставлен в Москве. Милости этой Иван Владимирович, по его собственному признанию, удостоился благодаря тому впечатлению, которое сумел произвести на императрицу его опус. "Государыню, - писал он, - тронули мои ответы до слез, как я слышал от Василия Степановича Попова, который читал их перед нею, тоже в слезах" [627]. "Государыня!
– писал здесь И.В.Лопухин, - Я не злодей. Мать Отечества! Я один из вернейших твоих подданных и сынов его. Мать моя! Я исполнен нежнейшей к тебе любовью.
Никогда мысль одна против тебя не обращается в душе моей ... Твой верный по гроб подданный И.Лопухин" [628].
Что касается других масонов, то "в подозрении" у императрицы оказался лишь лишенный ее милости близкий к Павлу Петровичу князь Н.В.Репнин. Прочие же: куратор Московского университета М.М.Херасков, О.А.Поздеев, князь Ю.В.Долгорукий, князь А.А.Черкасский, Р.Ф.Степанов, князь К.Н.Енгалычев оказались в этой истории как бы вообще в стороне. "Я не понимаю конца сего дела ..., - писал в этой связи князь А.А.Прозоровский С.И.Шешковскому из Москвы, - как ближайшие его (Н.И.Новикова - Б.В.) сообщники, если он преступник, то и те преступники"
[629]. Что уж тут говорить об историках. Разброс мнений относительно удивительного исхода и подоплеки этого дела необычайно широк.
Невинным страдальцем, несчастной жертвой несправедливого подозрения императрицы выставлял Н.И.Новикова сочувствовавший ему Н.М.Карамзин. Как гражданин, отмечал он в своей записке от 10 декабря 1818 года на имя Александра I, он "полезною своею деятельностью заслуживал общественную признательность.
Новиков
он был жертвою подозрения извинительного, но несправедливого" [630].
Подчеркивая неправовой характер действий императрицы, либеральная историография (А.Н.Пыпин, В.О.Ключевский, А.А.Кизеветтер), как, впрочем, и во многом шедшая в их русле советская историография не хотела, в то же время, замечать противоправного характера деятельности самого Николая Ивановича.
Первым, кто нарушил эту традицию, был профессор М.В.Довнар-Запольский.
Екатерина II, доказывал он, "поступала так, как только и мог поступать государь с убеждениями, в которые он веровал, а Новиков подвергся обычной участи общественного и политического деятеля, пошедшего вразрез с курсом правительства без надежд на возможность убедить его в правоте своих идеалов"
[631]. Более того, если исходить не из либеральных представлений XX века, а из духа и нравов того времени, то Екатерина II поступила по отношению к Н.И.Новикову даже относительно мягко, считал он [632].
Что касается Н.И.Новикова, то строже всего из исследователей подходил к нему В.В.Сиповский. Допрос Н.И.Новикова, по его убеждению, дает "много подозрений против него: он, очевидно, знает рискованных тайн больше, чем другие масоны. В своих показаниях он многое валит на Шварца, говорит, что подозревал его, что следил за ним раньше других. Он допускает мысль, что он с товарищами может быть обманут". В деятельности своей Н.И.Новиков шагал, по мнению Сиповского, нога в ногу со Шварцем: публикует сочинения не только мистиков, но и сочинения энциклопедистов, покупает и распространяет либеральные сочинения, принимает участие в сношениях с Павлом Петровичем, имеет на руках бумаги, от которых сам приходит в ужас, однако переписывает их и сохраняет. "Он в своих ответах Шешковскому несколько раз хитрит, запирается, говорит неправду, невольно обличая себя в следующих ответах, или, будучи обличаем показаниями других масонов". Два раза, напоминает В.В.Сиповский, Н.И.Новиков давал подписку, что не будет продавать запрещенных книг, однако, тем не менее, по прежнему продолжал продавать их. В руки правительства попала писанная его рукой бумага, в которой запрещалось масонам преследовать иллюминатов. "Есть, наконец, основание думать, что правительством действительно было перехвачено писаное к нему письмо Вейсгаупта, основателя иллюминатского ордена" [633].
На близких к В.В.Сиповскому позициях стоял и Я.Л.Барсков. Независимо от французской революции и книги А.А.Радищева, которого Екатерина II считала мартинистом, арест Н.И.Новикова представлялся ей необходимым, отмечал этот исследователь. "Интриги немецких розенкрейцеров против России с воцарением Фридриха-Вильгельма II для нее не были тайной, как и старая дружба прусского короля с наследником русского престола. Она знала также, что царевича хотят привлечь московские розенкрейцеры, подчиненные берлинской Директории; круг замыкался сам собою. И государственные, и личные интересы побуждали императрицу искоренить тайные общества" [634].
Вступив по совету И.Е.Шварца в орден розенкрейцеров, московские братья, по словам Я.Л.Барскова, сделали большую ошибку и запутались в политической интриге, затеянной их немецкими начальниками. Несмотря на то, что инициаторами интриги были берлинские руководители ордена, московские братья также несут ответственность за нее, так как несомненно были в курсе дела, считал Я.Л.Барсков [635].
Несмотря на убедительность доводов Я.Л.Барскова, принять их либеральная историография, успевшая к началу XX века уже канонизировать Н.И.Новикова, не могла. В опубликованной в 1915 году большой статье-рецензии на книгу Я.Л.Барскова историк-кадет А.А.Кизеветтер прямо заявил о своем несогласии с ним. Московские розенкрейцеры, включая и Шварца, не были посвящены в политические замыслы берлинских братьев и не питали каких-либо задних мыслей и сокровенных планов, помимо тех религиозно-философских задач, которых они и не думали от кого-либо скрывать [636].