Масоны в России - от Петра I до наших дней
Шрифт:
Но самое важное в этом указе - так это первоначальное намерение императрицы предать Н.И.Новикова "законному суждению, избрав надежных вам людей; по окончании же во всех судах того следствия и заключении должны они представить вам их ревизию. Вы же препроводите на решение в Сенат" [684].
Вывод, который из этого следует, может быть только один. Арестовали Н.И.Новикова, конечно же, не за "политику". Политика в его деятельности обнаружилась уже потом, в ходе допросов. Это-то и побудило государыню отказаться от своего первоначального намерения судить Н.И.Новикова законным порядком.
Несомненно, политическая составляющая дела Н.И.Новикова сильно усугубила его вину. Но не менее, а быть может и более важным
Но никакого практического масонского "дела" она терпеть не хотела. Главной же деловой фигурой в ордене розенкрейцеров в это время был, как мы уже знаем, Н.И.Новиков. Правда с формальной точки зрения сам орден уже как бы и не существовал. Основательно придушена попечением императрицы была и его издательская деятельность. Но книгопродавческая деятельность Н.И.Новикова, в том числе и запрещенными изданиями, по прежнему продолжалась. Печатались, хотя и в более ограниченных масштабах, и новые книги. Иными словами, "враг"
в лице московских розенкрейцеров был хотя и основательно потрепан, но все еще не сломлен. Окончательно добить его - в этом, собственно, и заключалась главная цель ареста Н.И.Новикова. Именно "добить", ибо будь это по другому, Екатерина II, конечно же, не ограничилась бы одним Н.И.Новиковым. Но в том то и дело, что в том состоянии, в котором находился орден к 1792 году, никакой серьезной угрозы правительству он уже не представлял. Опасность, да и то гипотетическая, в смысле восстановления прежней издательской деятельности розенкрейцерского кружка, могла исходить только от Н.И.Новикова.
И действительно, с его арестом деятельность московских розенкрейцеров фактически прекратилась, хотя тайные масонские связи и отношения, конечно же, по прежнему сохранялись. Но и они в условиях фактического запрета масонства после 1792 года стали давать ощутимые сбои. Характерный пример трагическая судьба посланца московских розенкрейцеров в Берлине Алексея Михайловича Кутузова, отправленного в свое время в Берлин своими московскими начальниками с целью познания "масонской науки". С одной стороны, это спасло А.М.Кутузова от печальной участи его младших коллег В.Я.Колокольникова и М.И.Невзорова.
С другой - сразу же лишило его финансовой поддержки со стороны московских братьев. После 1792 года ни один из них не захотел помочь умиравшему в Берлине с голоду "брату".
"Скажите мне, любезный друже, - писал 9 сентября 1797 года А.М.Кутузов своему приятелю И.П.Тургеневу, - что сделалось с нашими общими друзьями, и чем имел я несчастие заслужить такое от них нерадение. Сколько мне ни болезненно мое несносное положение, но признаюсь, что и они в глазах моих не менее жалости достойны. Всякому со стороны смотрящему человеку покажется, что я умышленно принесен в жертву, хотя впрочем и не знаю, что они лишением моей чести и, конечно, моим разорением могут приобресть. Противу моея воли отправлен я ими - довольно, кажется, доказательств моея к ним дружбы и повиновения. За сие ли в награду теперь ими совершенно я оставлен до того, что и самая моя крайняя нищета их не трогает". "Я в такой крайности, - сообщал А.М.Кутузов в своем другом письме на имя некоего Вегетуса (февраль 1797 года), - что иногда бываю без пищи. Все уже продано или в закладе; остались одни только книги, до которых - ибо суть собственность всего нашего общества, не коснулся и в самой моей крайности" [685].
Лишь тот, кто всем существом своим стремится к истине, способен предпочесть нужду и голод альтернативе выгодной продажи ценнейших книг из масонской библиотеки. Трагическая судьба А.М.Кутузова, отмечал Я.Л.Барсков, "тяжелый камень на совести московских
Что касается российских "братьев", то смерть его осталась незамеченной ими. Сами братья в это время, можно сказать, торжествовали, радуясь увидеть на троне в связи со смертью Екатерины II своего "масонского царя". И действительно, едва вступив на престол, Павел I уже 7 ноября 1796 года приказал немедленно освободить Н.И.Новикова из крепости [687], разрешил находившимся в опале князю Н.Н.Трубецкому и И.П.Тургеневу вернуться в Москву, причем последний был даже пожалован должностью директора Московского университета. Не забыл Павел Петрович и о М.И.Невзорове. 16 апреля 1798 года последовал императорский указ "содержащегося в здешнем сумасшедшем доме студента Невзорова в рассуждении выздоровления его отпустить в Москву к сенатору Лопухину с тем, чтобы он за него и поведение его отвечал" [688].
Кроме того, Павел I демонстративно приблизил к себе многих видных масонов:
князь Н.В.Репнин, князь А.Б.Куракин, князь Г.П.Гагарин и других. 12 ноября 1796 года князь Н.Н.Трубецкой был пожалован в сенаторы, а в ноябре того же года другой видный деятель московского масонства М.М.Херасков - в тайные советники.
В 1797 году, приехав для коронации в Москву, Павел I приказал объявить великому мастеру московской ложи "Трех мечей" профессору Маттеи, чтобы он позаботился о созыве в назначенный день собрания всех главных московских масонов. Приказание это было исполнено. Явившийся на него император обратился к собравшимся с речью, причем не как государь, а как "брат". Смысл этой речи состоял в том, не признают ли они за лучшее, учитывая опыт трагических событий во Франции, прекратить на время свои собрания. На это масоны отвечали, что не видят в этом необходимости, и только провинциальный великий мастер рижской ложи барон Унгерн-Штернберг якобы поддержал государя. Павел I остался очень доволен его выступлением и, обращаясь к профессору Маттеи и другим масонам, заявил: не собирайтесь более до моего особого повеления [689].
Освобожденный по приказу Павла I Н.И.Новиков сразу же уехал в свою деревню.
"Он прибыл к нам, - вспоминал впоследствии С.И.Гамалея, - 19 ноября поутру, дряхл, стар, согбен, в разодранном тулупе" [690].
Павел I же, желая до конца излить на него свое великодушие, распорядился в начале декабря 1796 года срочно вызвать Н.И.Новикова в Петербург. 5 декабря Н.И.Новиков был уже в столице, где сразу же был принят императором. Поскольку Н.И.Новиков к этому времени, можно сказать, был разорен, Павел I, желая успокоить его, якобы сказал: "Я даю тебе мою руку и слово, что и копейка твоя не пропадет - дай только время и верь моему слову". Времени императору, как мы знаем, не хватило и "надежды моего родителя, - с горечью была вынуждена констатировать в связи с этим дочь Н.И.Новикова Вера Николаевна, - остались неисполненными" [691].
Хорошо знавший Н.И.Новикова архитектор Витберг рассказывал впоследствии, что Павел I якобы просил у Николая Ивановича прощения за поступок своей матери и даже встал перед ним на колени [692].
Верится, впрочем, с трудом. Более вероятен слух о том, что Н.И.Новикову была предложена должность директора Московского университета [693].
Назначение, однако, не состоялось и Н.И.Новиков опять возвратился в свое Авдотьино. В 1805 году он попытался было опять вернуться к своей просветительской деятельности, о чем свидетельствует его намерение взять в аренду типографию Московского университета за 11 тысяч рублей в год [694].