Массовка

Выставной Владислав Валерьевич

Херувим чуть заметно улыбнулся и отступил с неуверенным полупоклоном. Следом, наступая друг другу на ноги, отпрянули Достойные. Видимо, так была отмерена почтительная дистанция до небожителя, явившегося во плоти в это мрачное Чистилище.

– Ты пришел, – донеслось из тумана. – Ты откликнулся на наши мольбы. Ты пришел. Значит, наши молитвы обрели плоть и кровь. Значит, силы света повернулись к нам. Значит, у нас есть шанс на спасенье. Значит, злу скоро придет конец…

Речь неслась из мрака, и

казалось, что звук идет со всех сторон, отражаясь от стен, пола, потолка. Чудилось, что говорит не один человек, а вся эта масса людей, не имеющая лица, души, непостижимая, враждебная, непредсказуемая.

Павел понял, что от него не требуется ответа. Более того – слова смажут, испортят чистоту ощущений. Всего этого просто не передать ограниченными возможностями человеческих слов. Происходящее не стоит облекать в сухие рамки понятий – его нужно пропустить через себя, прочувствовать. Сознание восставало против этого, оно не желало мрака, ужаса, чего-то, лежащего за пределами человеческих представлений и человечности вообще.

Но Павел подталкивал себя, стараясь не показать неуверенности, слабости.

Ты же искал правды? Вот она, перед тобой. Впитывай ее, как корни растения впитывают разлагающуюся органику…

– Мы стараемся, Хозяин. Мы усердно просим силы света даровать искупление. Мы чувствуем, что искупление близко! Благодарим тебя за ниспосланные испытания и молим, молим… Заклинаем тебя, Хозяин – сделай наши испытания еще более трудными, еще более искусительными! Пошли нам боли, страданий, страха! Мы молим тебя об этом…

Павел вздрогнул. Поискал глазами Херувима, но не увидел ничего, кроме смрадного тумана.

Очень хотелось взглянуть в глаза этого монстра. Которому мало, мало…

– Больше боли, больше страданий, больше страха! Только об этом мы просим тебя, Хозяин!

Павлу стало душно. Он качнулся, с трудом удержавшись на ногах. Божеству не пристало падать в обморок. Надо слушать, впитывать, понимать…

– Мы прошли первое испытание. И нам мало! Мало страданий, мало крови! Пошли нам страшные потрясения! Пусть Достойные пройдут через тяжкие искушения, пусть очистятся наши ряды! Хозяин, мы требуем – услышь наши мольбы!

Теперь в голосе слышалась угроза.

И Павел явственно ощутил, как огромная холодная рука сжимает тело в стремлении выдавить из него саму душу. То, что раньше приходило лишь намеками, туманными образами, теперь обрело зловещую ясность.

Массовка подчинила его себе.

Поставила на колени.

Сделала рабом.

Никакое он не божество, и даже не хозяин всего этого кошмарного аттракциона.

Он всего лишь служитель, присматривающий за клеткой, в которой обитает чудовище.

Раб, выносящий дерьмо и кормящий с пики многоголовую тварь.

Раб, питающийся отбросами из

этой клетки, зависимый от зверя, прикованный к тому толстой грязной цепью.

А может, того хуже – нелепый полупаразит, полусимбионт которого чудище терпит, как акула маленьких рыбок-прилипал…

Павел попятился. Мысли путались, в голове звенело. Он отступал, и за ним, как прилив, возвращались на свои места странные обитатели этого дикого мира. Вскоре внутренности барака окончательно скрылись в дымке, на смену ей пришла освежающая тьма.

Но в ушах продолжали звучать эти настойчивые мольбы-приказы:

Услышь нас!

Пошли нам!

Сделай для нас!

Он стоял перед бараком, тяжело дыша, шатаясь, не в силах сделать ни шагу. Понимание, которого он достиг там, внутри, покинуло, оставив лишь намеки на что-то отвратительное, страшное, нечеловеческое.

Свежий ночной ветерок немного привел в чувство. Павел заставил себя повернуться спиной к проклятому бараку. Но облегчения это ему не принесло.

Другое создание его же рук предстало перед глазами. Подсвеченное звездами и половинкой луны здание крематория.

Павел издал нечленораздельный звук – то ли вой, то ли хрип. Медленно, тяжело ступая, зашагал по сухой земле в сторону массивного угрюмого силуэта.

Крематорий смотрит пустыми глазницами, сверху, надменно, вроде бы даже презрительно. Дверь разверзлась жадной пастью, оттуда выкатился бетонный язык дорожки. И труба – словно тупой обломанный рог…

Игры кончились. Безумное развлечение стало самым обыкновенным безумием.

– Я убью тебя… – прохрипел Павел. – Снесу, сравняю с землей. Будто ничего и не было…

Глазницы окон осветились изнутри синеватым пламенем газовых горелок, из рога посыпались кровавые искры. Пасть полыхнула алым, и адский жар заставил отшатнуться, прикрыть лицо руками.

– Ты не сделаешь этого… – утробно прорычал крематорий. – Я нужен тебе…

– Ты мне не нужен! – орал Павел. – Все, кончились игры! Все! Все!

Вой и скрежет в ответ. Нет, это смех – знакомый смех. Так издевался Переходящий дорогу.

– Я нужен тебе. Подумай…

– Заткнись!

– …подумай, как следует – зачем?

– Ты не можешь говорить! Ты всего лишь груда кирпичей!

Лишь тот же леденящий душу смех в ответ и дождь из веселых сверкающих искр.

– Я снесу тебя, – бормотал Павел, озираясь. – Я тебя убью!

Вот! Лопата! На, на, получай! Смеешься?! Конечно, что тебе – лопата?

…Мотор надсадно завыл – нога сорвалась со сцепления, упала на газ. Табун взбесивших лошадей под красным капотом истошно взревел, дернув машину вперед.

Посмотрим, что ты скажешь на это?!

Удар. Будто кувалдой по голове.