Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика
Шрифт:
Эльфийка снова кивнула, таращась на меня большими зелёными глазами. Губы посинели от страха и дрожали. Я вздохнул, мысленно выругался, подался вперёд и поцеловал в эти самые губы. Чего я сейчас теряю? Да ничего.
Рина всхлипнула, но не отстранилась. Лишь взгляд стал отрешённым, ничего не понимающим.
А сам поцелуй был очень коротким. Когда сделал шаг назад, девушка медленно подняла руку и дотронулась тонкими пальцами до своих губ. Я опустил глаза на оружие и тихо произнёс:
— Всё будет хорошо.
И достал из ножен нож, вложив в трясущиеся
— Всё отлично. Просто не потеряй.
Рина в третий раз кивнула и вдруг сама сделала резкий шаг ко мне. Я снова ощутил её губы на своих. Мгновение и девушка коснулась носом до моего уха. Это эльфийский поцелуй.
— Нам пора, — прошептал я и стал показушно прихрамывать. Никогда не играл в театрах, но старался, чтоб было правдоподобно.
Рина тоже поспешила, время от времени оглядываясь. Так и вышли на открытое пространство. Лесная сырость, смешанная с запахом грибов и сосен, сменилась ароматом степных трав так резко, словно кто-то провёл мелом черту. Редкий подлесок превратился в высокие, выгоревшие за лето травы. Сырой ветер, натиск которого больше не сдерживали вековые лесные великаны, проникал вместе с брызгами противного дождя за ворот, холодил спину и заставлял морщиться и ёжиться. Ноги сразу же промокли до колен, а на штаны стали прилипать различные семена.
Трёх конных дозорных заметил сразу. Они стояли на дороге древних, и почти тут же сорвались с места с криками: «Хэй», и пришпорив лошадей. Противники попались на уловку, но я очень боялся, что всё испортится. Удача вообще переменчива, как волнистый ток. Сейчас она в плюсе, через секунду в минусе.
Увидев их, эльфийка неуверенно поглядела в мою сторону, словно спрашивая: «Всё по плану?»
— Беги, лампочка моя ясная, — процедил я, надеясь, что девушка услышит, и взялся рукой за ногу, словно ранен. — Хромай дальше.
Рина услышала и продолжила бегство.
Всадники быстро приближались, и я наклонил голову, пряча лицо под полями шляпы.
Вот он, момент истины.
— Стой! — заорал один из всадников.
Рина заметалась из стороны в сторону. На лице отразился неподдельный ужас. Только бы не накосячила с перепуга.
— Нэ походиттэ! — завизжала она с акцентом, выставив перед собой нож. Взгляд метался между разбойниками, мной и лесом позади. — Вась-Вась! — закричала Рина громче прежнего.
Бандиты были уже совсем близко, и я напрягся, сжав в руках винчестер.
Краем глаза заметил, как толстый разбойник вдруг натянул поводья, внимательно смотря в мою сторону. Разглядел-таки лицо, падла.
— Стоять! — закричал он и вскинул ружьё.
— Твою мать! — вырвалось у меня.
Дальше ждать нельзя. Я, почти не целясь, выстрелил в него. С сорока метров можно промахнуться, но попал. Только не в него самого, а в коня. Скакун дико заржал и встал в свечку, роняя с седла всадника. Я пальнул снова, но на этот раз промахнулся, а толстый разбойник перекатился чуть в сторону, спрятавшись в траве, что погуще, и изготовился стрелять. Чтоб толстяк притих и дал мне передышку, я два раза не прицельно
Потом припал на колено и прицелился, но не в толстого, а в ближайшего их тех двоих. Они до сих пор не поняли, что происходит, и таращились с выпученными глазами. Одним словом, лохи какие-то. Наверняка просто шестёрки, в отличие от толстого.
Лишь когда увидели направленный на них ствол, выматерились и стали разворачивать коней.
Я нажал нас спусковой крючок.
Бах!
Облако сизого вонючего дыма, и разбойник выронил ружьё, согнулся пополам и свалился с седла, застряв ногой в стремени. Испуганная лошадь заржала и понеслась. Но разбойник уже был мёртв и, протащившись по земле десяток метров, остался лежать без движения в траве.
Второй оказался не расторопнее, тупя и лупая глазами. И я успел выстрелить. Но попал ему только в ногу. Бандит заорал, и я переключился на самого первого, залёгшего, который толстый. Сейчас он — единственный источник опасности.
Вот только теперь уже я не успевал. Разбойник привстал, чтоб трава не мешала, и прицелился. Я видел чернеющее дуло и перекошенную от злости рожу с прищуренным левым глазом.
Не успевал я.
А потом бандит разразился бранью. Он глянул на ружьё и бросил его на траву. Выстрела не было, хотя я уже мысленно перебирал, хватит ли километра бинта и килограмма пластыря, чтоб меня заклеить.
Разбойник потянулся за револьвером, но сейчас был мой ход, и я торопливо нажал на спусковой крючок.
И ничего. Патроны считать надо. Все шесть, что были в ружье, отстрелял.
Не знаю, что там говорят о застывшем в момент опасности времени, но адреналин у меня вдоль спины потёк вместе со струйками пота не быстро, а словно густое моторное масло.
И настала моя очередь торопиться с револьвером. И опять время на стороне бандита, потому что не привык я к пистолетным перестрелкам. Руки сами собой схватили орочий револьвер.
Адреналин совсем загустел. И сквозь эту густоту времени, подёрнутую пеленой, с древнерусским названием «драйв», услышал девичий крик. И увидел, как у разбойника меняется выражение рожи. Как злость перетекает в боль. И нож, воткнувшийся ему в плечо.
Я, почти не соображая и действуя по наитию, как ламповый компухтер, перевёл прицел на второго разбойника, который всё ещё было в седле, и начал палить. С третьего бабаха попал. Испуганная лошадь заметалась на месте, но не убежала, а лишь топталась с расширенными от страха глазами возле свалившегося с неё седока.
Что лошадь, что человек — дилетанты. Вот мой Гнедыш приучен к стрельбе и не боится.
Я сплюнул в траву и быстро побежал к толстому. Приблизившись вплотную, пнул ногой в живот. Бандит упал навзничь, и я встал ему ногой на грудь, а в лицо направил стволы орочьего револьвера.
— Где главарь?!
— Больно! — закричал разбойник.
— Будет больнее! Где главарь?!
— Не знаю! На тебе его одежда!
— Что вам от нас надо?! — продолжил я допрос, ткнув стволом в торчащий из плеча нож.