Мастер харакири
Шрифт:
– Я тебя заживо сожгу, если не скажешь, где он. По-твоему, мы должны тут сидеть и ждать, когда он заявится?
Нина Васильевна сильно укусила парня за палец. Он взвыл и убрал руку от ее рта. Теперь она могла закричать, позвать на помощь.
– Помогите! – Она надеялась криком привлечь внимание соседей. Но мужчина со шрамом схватил со стола пустую водочную бутылку и ударил Нину Васильевну по голове.
– Вот сука! Орать вздумала.
Нина Васильевна рухнула на пол.
Парень подошел к раковине, открыл кран и подставил под
– Чего с ней делать будем? – спросил он озабоченно.
Мужчина со шрамом выглянул в окно.
Света возле подъезда не было.
– А чего с ней делать, кончим и все, – ответил мужчина с таким равнодушием, словно речь шла о чем-то пустяковом.
Чернявый парень схватил женщину за опаленные волосы, повернул к себе лицом.
– Слушай, Манай, да ты ее уже, кажись, прикончил. Глаза закатила, падла.
Мужчина со шрамом деловито сказал:
– Нам кажись не надо. Понял, Чума? Давай ее в окно выбросим. Пусть менты думают, что сама упала.
– Давай, – охотно согласился парень.
Он проворно схватил женщину за ноги.
Мужчина открыл в кухне окно, для верности выглянул еще раз вниз, потом подхватил Лешкину мать под руки.
– Сейчас ты у нас полетишь, как ласточка, – весело сказал он, а парень засмеялся.
Вдвоем они легко подняли грузное тело над подоконником и бросили вниз.
Глава 6
Возвращаясь домой, Лешка зашел в бар и взял пива. Настроение было паршивое. Теперь он еще и убийца. Этот ярлык на всю жизнь, не смоешь его, не соскребешь. И еще неизвестно, как поведет себя сбежавший громила. Вдруг наутро протрезвеет и побежит в ментовку с заявой.
Выйдя из бара, он выбросил самоделку и патроны. Теперь они ни к чему. Самодельный ствол засветился у ментов. Лучше избавиться от него сразу.
Возле своего подъезда увидел «Скорую помощь». Рядом толпа соседей. Еще подумал: «Вот не спится людям». Тут же несколько человек незнакомых, явно не из их дома. Такие любопытные стараются ничего не пропустить, чтобы потом вволю посплетничать.
Лешка стал пробираться сквозь толпу к дверям подъезда, повернул голову и увидел лежащую на земле женщину. Ни за что бы не узнал ее с обезображенным лицом, опаленными волосами, если б не халат. Халат его матери. Рванулся к ней, вглядываясь в лицо.
По толпе соседей пронесся говорок:
– Сын. Сын ее пришел. Шляется где-то, а мать тут…
Лешка рухнул на колени перед матерью.
Трое врачей со «Скорой» суетились возле нее.
«Нет. Не может быть», – Лешка внушал себе, что это не мать, обознался он. Поднял голову, поглядел на открытое окно и застонал, дотронувшись до ее руки.
Мать была еще жива. Она почувствовала прикосновение сына, и ее глаза стали отыскивать его. И вдруг остановились на нем.
– Мама, кто? Кто это сделал? – спросил Лешка.
Ее помертвевшие губы что-то зашептали, и изо рта потекла кровь.
Лешка
– Замолчите, вы! – крикнул Лешка в толпу и припал ухом к материнским губам.
– Их было двое. У одного шрам на верхней губе. Ищут тебя, – едва слышно прошептала она и задышала часто, словно ей не хватало дыхания.
– Мама! – закричал Лешка, понимая, что сейчас должно произойти. Уронил голову ей на грудь и не услышал ударов сердца.
– Молодой человек, – произнес кто-то рядом и тронул Лешку за плечо.
Лешка обернулся, увидел милиционера.
– участковый уполномоченный, майор Синельников, – представился милиционер. – Давайте отойдем. Нам надо поговорить.
Его голос дошел до Лешки далеким эхом, и потому он ничего не ответил майору, и вообще, все казалось нереальным, неестественным. Этот милиционер, копошившийся возле трупа матери, врачи и эта толпа вокруг…
– А-а? – протянул Лешка глухо, всматриваясь в лицо милиционера.
– Пойдемте со мной вон к той машине, – сказал майор, указав на рядом стоящий милицейский «уазик».
После похорон матери Лешка чувствовал себя совершенно опустошенным. Словно что-то оторвалось от него, потерялось, ушло вместе с ней в землю.
Даже домой заходить не хотелось. Пусто дома. Нет привычного уюта. И в душе пустота, горечь потери близкого человека. Только водкой и можно эту горечь залить. Знать бы точно, кто убил мать.
Лешка шел вечером домой пьяный и разговаривал сам с собой:
– Сначала убили Колобка. Чуть не убили меня. И вот убили мать. Почему? За что ее убили?
Он не обратил внимания на стоящую в темноте «Газель». Но стоило ему поравняться с ней, как из машины выскочили трое парней. Кто-то ударил его по голове, и Лешка отключился.
Сколько после этого прошло времени, он не знал. Открыл глаза, потому что почувствовал: что-то теплое, неприятное струей течет ему на лицо. Увидел: он со стянутыми скотчем руками и ногами лежит на земле. Рядом стоят четверо – двое молодых здоровяков, сразу видно качки, мужчина лет тридцати с сытой харей, на верхней губе косой шрам, и чернявый парень, примерно такого возраста, как Лешка. Стоит, гад, и мочится прямо Лешке на лицо.
Когда Лешка открыл глаза, парень рассмеялся, сказал тому, со шрамом:
– Глянь, Манай, как я его в чувство привел. Нашатырь не нужен.
– Конечно, вчера пива обпился, – сказал тот, кого он назвал Манаем, и все четверо заржали.
«Манай. У него шрам на верхней губе. Мать, наверное, про него говорила», – подумал Лешка и обратился к нему:
– Слушай ты, мудак, я тебе за мать горло перегрызу. Ты, понял меня? Развяжи-ка мне руки. Задушу тебя.
Они перестали ржать, уставились на Лешку, как на чудо. Лежит со связанными руками и ногами и еще грозится. Совсем оборзел, пацан!