Мастер темных Арканов 4
Шрифт:
Слушайте, а почему бы Высоцкого, например, не взять? Есть у него особенная для меня песня. Помнится, на девушек действовала убийственно… Как там…
Я припомнил и заиграл…
'Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут тревожно,
Живешь в заколдованном диком лесу, откуда уйти невозможно…'
Эх… Что-то я завелся, вложив в эту проникновенную песню достаточно много чувств, которые, как выяснилось, моментально оценили. Когда отзвучал последний аккорд, я поднял голову и невольно вздрогнул. У двери замерла Фонвизина. В её
— Привет! — наконец выдохнула она. — А я зашла, смотрю: ты играешь. Мешать не хотела. Какая хорошая песня! Я и не слышала никогда такую. За душу берет. Это ты написал?
— Я, — скромно кивнул. Да простит меня Володя Высоцкий.
— Шедевр! — выдохнула Маша и каким-то неуловимым движением оказалась рядом со мной на кровати. — Я, между прочим, с хорошими новостями… Твой Аркан купили!
— О, действительно отличные новости, — одобрительно посмотрел я на нее. — Как договаривались?
— Нет, — гордо заявила она. — За два миллиона ушел Аркан. Покупатель потом сразу написал, что готов приобрести ещё один подобный. Мол, такое качество, а самое главное — оригинальность, встречаются нечасто. Так что, пять процентов мои? Не возражаешь? — Фонвизина взглянула на меня вопросительно.
— Конечно, не возражаю, — улыбнулся я.
— Ну отлично, — тоже расплылась в улыбке гостья. — Деньги сейчас на моём счету. Куда тебе перевести?
Кхм… Благо я уже имел личный счет. На котором, кстати, уже лежали деньги за первые песни. К слову, открыл я его перед поездкой именно с подачи Варвары. Она заявила, что официальный счет рода — это одно, а вот личный — совсем другое. Всегда, мол, надо иметь подстраховку. И здесь я не мог с ней не согласиться.
Записав номер счёта, я тут же отдал его Марии, что пообещала перечислить деньги уже завтра. А неслабо так пополняется у меня счёт… Правда, пока я решил свои финансы просто копить.
По-хорошему, конечно, нужно было бы продать свой скромненький летт и приобрести что-то более респектабельное, но я по жизни не слишком заморачивался дорогими тачками, телефонами и прочими приблудами. Быть может, потому что всё это существовало для меня лишь в мечтах, а сейчас, когда появились деньги и возможности, желание приобрести роскошь так и не возникло… Вот летом, когда полечу домой к Ефграфу, тогда, наверное, затарюсь.
Мария поняла мою задумчивость по-своему и, осторожно освободив меня от гитары, медленно стащила ещё и одежду. Да и я не остался в стороне…
— Значит, говоришь, Черногряжским Инквизиция интересуется? — император забарабанил пальцами по столу и лукаво посмотрел на сидевшего напротив князя Бенкендорфа. Глава охраны Великой княжны Софьи медленно кивнул.
— Ты понимаешь, — задумчиво продолжил Шуйский, — я ведь не просто так поручил выяснить все об этом Павле именно тебе. Не хочу нагружать главу СБ. У Плещеева, ты и так знаешь, работы хватает. Да и лишняя огласка нам ни к чему. Тем более он слишком дотошный и прямолинейный…
—
— Ты, Христофор Семенович, не горячись, — укоризненно покачал головой император. — Не по Сеньке шапка о Вадиме судить. Он, может, и прямолинеен дюже, зато предан мне полностью и врага за километр чует. Лучше давай рассказывай, что нарыл о нашем парне.
— Да в том-то и дело, что информации мало, — признался Бенкендорф. — Черногряжские. Род изгоев. Их предок — Викентий Черногряжский…
— Да знаю я, что это их предок. Наслышан о его деяниях, — раздраженно махнул рукой Шуйский.
— Так вот. Указом вашего отца клеймо снято двадцать лет назад. Но, как вы сами понимаете, отношение общества к этой фамилии так и не изменилось. На самом деле их продолжали считать изгоями. Поэтому единственный наследник испытал на себе всю прелесть подобного отношения. Вдобавок он уже родился с неизлечимой болезнью.
— Вот как? — поднял бровь Шуйский. — Интересно. Что ж за болезнь такая?
— Какое-то проклятие, — пояснил Бенкендорф. — Снять никто не мог, так что парнишка практически был обречен. К тому же, когда ему было десять, родители пропали без вести.
— Искали?
— Искали, Ваше Величество. Но безуспешно. Дело закрыто за давностью.
— Продолжай, — махнул рукой император.
— Воспитывал его некто Ефграф Домосов. Управляющий имением Черногряжских. Гном, кстати.
— Гном? Управляющий, — покачал головой Шуйский. — Однако, такое встретишь редко.
— В мае произошло чудесное выздоровление Павла, — продолжил Бенкендорф. — Именно чудесное, потому что до сих пор иначе, как вмешательством высших сил, объяснить это не представляется возможным. И ещё… — он сделал паузу, — делом Черногряжского занимается инквизиция.
— Вот как… — император вздохнул. — По какой же причине?
— Ну… — собеседник замялся, — очень странная причина, Ваше Величество. Подробностей, конечно, нет, но суть в одном: дело инициировано главным инквизитором Родзянко.
— Заместитель отца Феодосия? — уточнил государь и нахмурился. — Самый неприятный верховный, ей богу. И такой же мутный заместитель. Если бы не Плещеев, уже бы такого наворотил… А ты на Вадима все наезжаешь. Нехорошо, Христофор Семенович…
Князь в притворном покаянии склонил голову.
— Ну да ладно. Что известно по сути дела?
— Понимаете, Ваше Величество, честно говоря, там какой-то бред. Я когда первый раз услышал, сам не поверил.
— Ну? Не томи! — раздраженно подался вперёд Шуйский. — Оставь свои театральные паузы для подчиненных.
— Родзянко считает, что в теле Павла Черногряжского находится Викентий Черногряжский! — выпалил Бенкендорф.
— Чего?! — уставился на него император. — Удивил так удивил… Это вообще возможно?
— Не могу сказать, Ваше Величество. Но я передаю, что знаю. В голову главного инквизитора влезть не могу.