Мастера детектива. Выпуск 10
Шрифт:
В двенадцати футах от Гримстера лосось вышел из глубины и перевернулся от изнеможения. Гримстер шагнул в воду и поднял его, взмахнув удочкой. Лосось повис на леске в футе под водой — испещренная черными точками широкая спина, серебристые бока, мушка в зубастой пасти, крючок под челюстью. Гримстер вытянул рыбину на мель, она снова попыталась вырваться и чуть не выскочила на берег сама.
Сверху донесся голос Гаррисона:
— Отличная работа, Джонни. Что может быть лучше такого славного конца?
Зажав избыток лески в левой руке петлями, чтобы успеть
Тот стоял в ярде от Гримстера на невысоком берегу, за его спиной виднелась рыбачья хижина. Около нее находился сундук, на нем — бутылка из–под виски, сама хижина была сделана из старого вагона — всякая мелочь, касающаяся Гаррисона и окружавшей его обстановки, врезалась Гримстеру в память. Впервые за все утро он заговорил с ним по–настоящему, не обращая внимания на пистолет, нацеленный в лоб:
— Не угадал. Он весит не больше десяти фунтов. Недавно в реке, но морской слизи уже не видно. Помнишь твой первый улов и нашу драку?
Гаррисон кивнул и опустил правую руку на полдюйма вниз и немного в сторону, чтобы рыбина не помешала выстрелить, и Джон понял: его вот–вот убьют… но тут же уверился, что не умрет… не теперь… Тогда он резко распрямил согнутую в локте правую руку, бросил тяжеленную рыбину в Гаррисона, из левой руки тотчас выпустил и удочку, и леску.
Гаррисон выстрелил, когда лосось, казалось, завис, сверкая в воздухе. Гримстер ощутил сквознячок от пролетевшей у щеки пули — она, как потом выяснилось, прошила рыбину насквозь: вошла у спинного плавника, ударилась о позвоночник и отклонилась на полдюйма. Это и спасло Гримстера. Когда Гаррисон собрался выстрелить снова, лосось попал ему в грудь. Толстяк попятился и промахнулся.
Гримстер вспрыгнул на берег, выбил пистолет из руки падающего Гаррисона. Когда толстяк перевернулся, чтобы встать, Гримстер пнул его прямо в отвислое брюхо. Упавший на траву лосось вдруг затрепетал всем телом, выгнулся, замер… Только чуть подергивал хвостовым плавником.
Гримстер поднял пистолет. Ему было тепло и радостно, он вновь духовно раскрепостился. Наконец–то Вальда умерла и для него самого. Оставалось только похоронить ее и разделить имущество. Впервые за многие годы он обрел независимость, перестал быть призраком в мире людей.
Гримстер поднял пистолет. Гаррисон застонал и медленно сел. Растерянно нащупал слетевшую шляпу и водрузил ее на место. Сплюнул, крякнул, шумно вздохнул и наконец буркнул:
— Черт…
Гримстер навел на него пистолет и приказал:
— Встань и повернись ко мне спиной.
Медленно, послушно Гаррисон выполнил приказ. Гримстер подошел, ткнул его пистолетом в спину и обыскал: ощупал карманы, похлопал ладонью по теплым под плащом бокам. Потом, не отходя ни на шаг и не отрывая от спины пистолет, велел:
— Теперь сделай мне еще одно одолжение: объясни, почему тебе приказали меня убить?
Все
— Ты же понимаешь, я не могу, Джонни.
— Если не скажешь, я тебя убью, и концы в воду.
— Тогда убивай. Ведь я же тебя убил бы, — произнес Гаррисон с вызовом, а потом, когда бравада уступила место искренности и осознанию происшедшего, сказал:
— Черт, если бы ты ударил меня чуть пониже, ты бы оборвал все мои связи с женщинами.
— Помимо всего прочего, — добавил Гримстер.
— Нет, Джонни. Дело не в тебе и даже не во мне. Хочешь убить меня — валяй! Я дал тебе поймать рыбу. Может, разрешишь мне закурить?
Гримстер отступил, Гаррисон не спеша повернулся и полез в карман за сигаретами и спичками. Закурив, взглянул на лосося — во время схватки крючок вырвался из его тела, — а потом на удочку, лежавшую поодаль, и сказал:
— Классная штука. Такие в порядочных семьях передаются от отца к сыну. Значит, Вальду все–таки убили?
— Ты же всегда это знал.
— Догадывался, не более. Но ты только что получил доказательства. Так зачем же мне бояться тебя? — Гаррисон пожал плечами и переступил с ноги на ногу. — Я бы тебя убил, но ты–то хочешь уничтожить другого. Для него одного ты бережешь пулю. Не для меня. Ты настоящий убийца, Джонни, но у тебя сентиментальная привязанность к порядку. По–твоему, начинать надо сверху, так? А я в самом конце списка.
Гаррисон повернулся и пошел прочь, пробрался по кустам боярышника у хижины, прошагал по высокой полевой траве, не признавая тропок, оставляя за собой полоску примятых стеблей. И Гримстер отпустил его. Он глядел, как Гаррисон подошел к железнодорожной насыпи, перелез через белые ворота, вечно закрытые, чтобы не подпустить скот к полотну, и наконец исчез за дальним склоном. Ничто не шевельнулось у Гримстера в душе. Ни к Гаррисону, ни к тем, кто подослал его. Он повернулся, бросил пистолет в воду и стал собирать снасти. Потом продел свернутый носовой платок сквозь жабры лосося, чтобы легче было нести, и зашагал через лес к машине.
Усевшись за руль, он снял с пальца перстень. Никто, даже Гаррисон, не пошел бы на убийство просто так. Гаррисон хотел прикончить его, чтобы снять что–то с трупа. Что?
Гримстер стал внимательно разглядывать перстень.
Копплстоун вышел к завтраку с крошечным порезом на подбородке — единственным свидетельством вчерашней попойки. За столом сидел один Гримстер. Анджела Пилч и Лили редко спускались в столовую по утрам, предпочитая завтракать у себя. Кранстон еще не выходил из своего кабинета.
Насколько мог судить Гримстер, Копплстоун пока вел себя как обычно. Очевидно, о вчерашней беседе он не помнил.
— Сегодня утром ты, наверное, чувствуешь себя ужасно, — высказал предположение Гримстер.
— Я встаю с похмелья каждый день, но голова не болит никогда, — улыбнулся Копплстоун. — Извини, что я вчера отключился при тебе. Я, видишь ли, не привык к собеседникам. А ты, говорят, рыбачил сегодня?
— И поймал лосося на десять фунтов. Благодаря Гаррисону.