Мастера детектива. Выпуск 6
Шрифт:
— А теперь, — сказал мистер Грейвс, — я хотел бы осмотреть ванную.
— Не двигайтесь, — пригрозил Рейвен.
— Да уберите вы его наконец и будьте самим собой.
Сказав это, Энн закрыла за собой дверь ванной и направилась к спальной. Та открылась, и агент, с предупредительностью человека, известного во всех барах Ноттвича, спросил:
— Да-да, чем могу быть полезен?
— Я проходила мимо, — громко сказала Энн, — и увидела, что дверь открыта. Я хотела пойти к вам, но решила, что вряд ли застану вас так рано.
— Для такой
— Я хочу купить этот дом.
— Но послушайте, — возмутился мистер Грейвс, человек неопределенного возраста в черном костюме (бледное лицо и возмущенный вид его наводили на мысль о бессонных ночах и многодетной семье, ютящейся в переполненной квартире). — Вы не имеете права. Я осматриваю этот лом.
— Да, но муж велел мне купить его.
— Я пришел первым.
— Вы уже внесли деньги?
— Мне же надо сперва его осмотреть, не так ли?
— Вот, — сказала Энн, показывая две пятифунтовые ассигнации. — Теперь все, что мне остается сделать...
— Это подписать вот здесь, — закончил за нее агент.
— Погодите, — сказал мистер Грейвс. — Мне нравится этот дом. — Он подошел к окну. — Мне нравится вид из окна. — Его бледное лицо было обращено к израненным полям, тянувшимся под редеющим туманом к горизонту, где высились кучи шлака. — Совсем как в деревне, — мечтательно проговорил он. — Жене и детям будет хорошо.
— Простите, — перебила его Энн. — Вы понимаете, что я готова уплатить и подписать?
— А документы? — спросил агент.
— Я принесу их после полудня.
— Позвольте мне показать вам другой дом, мистер Грейвс. — Агент легонько икнул и извинился: — Я не привык заниматься делами до завтрака.
— Нет, — ответил мистер Грейвс, — раз не этот, вообще никакого не надо.
Бледный и обиженный, стоя в лучшей спальне «Тихой завади», он бросил вызов судьбе, а судьба, как он знал из долгого и горького опыта, всегда принимала вызов.
— Ничего не поделаешь, — сказал агент. — Этот дом вам уже не купить. Кто первым приходит, того первого и обслуживаем.
— До свиданья, — бросил мистер Грейвс, унося вместе с собой вниз по лестнице свою жалкую, узкогрудую гордыню. По крайней мере, он мог с полным основанием утверждать, что, если уж ему не досталось то, что он хотел, он не станет довольствоваться никаким заменителем.
— Идемте прямо в контору, — сказала Энн, взяла агента под руку и повернулась спиной к ванной, где остался стоять мрачный и загнанный человек с пистолетом в руке.
Они спустились вниз и вышли на улицу. Холодный пасмурный день показался ей теплым: она снова была в безопасности.
4
— «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»
Выстроившись в длинный ряд и шаркая ногами, девушки, с вымученной, деланной живостью подавшись вперед, одновременно сводили колени и хором повторяли:
— «Чин-чин».
Они репетировали уже в течение пяти часов.
— Так не пойдет. Нет огонька.
— «Что сказал Аладдин...»
— Скольких уже выгнали? — шепотом спросила Энн соседку. — «Чин-чин».
— Да уже с полдесятка.
— Слава богу, что я пришла в последнюю минуту. И это на полмесяца? Нет уж, спасибо.
— Неужели вы не в состоянии вложить в исполнение хоть немного души? — умолял режиссер. — Где ваше самолюбие? Это ведь не рождественское представление для детей.
— «Что сказал Аладдин...»
— У вас такой измученный вид, — сказала Энн.
— Здесь все происходит очень быстро.
— Еще раз, девушки, и переходим к сцене с мисс Мейдью.
— «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»
— Вы все поймете, когда пробудете здесь с недельку.
Мисс Мейдью, повернувшись боком и положив ноги на соседнее кресло, сидела в переднем ряду. На ней был костюм из твида. Вид у нее был недовольный. Ее настоящая фамилия была Бинс, и лорд Фордхейвен приходился ей родным отцом.
— Я же говорила, что не стану выступать. — Эти слова она произнесла голосом светской дамы.
— Что это там за мужчина в заднем ряду партера? — прошептала Энн.
На таком расстоянии она не различала черты его лица.
— Не знаю. Впервые вижу. Вероятно, один из тех, кто вложил деньги в предприятие, а теперь хочет наглядеться. — Она принялась передразнивать воображаемого компаньона: — «Не представите ли вы меня девушкам, мистер Кольер? Я хотел бы поблагодарить их за то, что они так стараются ради успеха нашего представления. Не хотите ли пообедать со мной, мисс?»
— Перестань болтать, Руби, и давай поживей, — заметил мистер Кольер.
— «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»
— Ладно, на сегодня хватит.
— Простите, мистер Кольер, — сказала Руби, — можно задать вам один вопрос?
— Мисс Мейдью, мистер Блик, ваш выход. Да, так что вы там хотели узнать?
— Что же все-таки сказал Аладдин?
— Мне нужна дисциплина, — ответил мистер Кольер, — и я ее добьюсь.
Этот человечек с пронзительным взглядом, соломенными волосами и скошенным подбородком то и дело бросал взгляд через плечо, словно боялся, что кто-то набросится на него сзади. Режиссер он был не бог весть какой. Скорее всего, он получил эту должность по большому блату. Кто-то кому-то остался должен, кто-то где-то имел племянника. Впрочем, этим племянником был вовсе не мистер Кольер: пришлось бы слишком долго разбираться в цепочке причин и следствий, прежде чем мы добрались бы до него. Эта цепочка, наверно, включала в себя и мисс Мейдью и тянулась так далеко, что за ней было совершенно невозможно уследить. При этом создавалось ложное впечатление, будто мистер Кольер занимает это место совершенно заслуженно. Мисс Мейдью не приписывала его успех своим усилиям. Сама она время от времени выступала в дешевых женских газетках со статейками на тему: «Упорный труд — единственный залог сценического успеха».