Мастерская чудес
Шрифт:
Но он был неумолим.
— Не могу, Мариэтта. Это вы чересчур себя жалеете. Вас прислали сюда, чтоб поправить здоровье. Никто не обещал уладить все семейные неурядицы или устроить вам внеочередной шикарный отпуск. Вы немного отдохнули, оправились и вполне способны вернуться к своим обязанностям. Сыновья нуждаются в матери. У вас хорошая крепкая семья. В коллеже все сложнее, согласен. Но и тут важней всего изменить свое отношение к происходящему. Проявите немного такта, гибкости, что ли. Не забывайте, что вы преподавали двадцать лет подряд, не давая себе поблажек, и до последнего времени прекрасно справлялись. Честно говоря, я за вас абсолютно
— Ах, вы спокойны! Рада это слышать! — Меня бросило в жар от возмущения. — Но предупреждаю, доктор, на самом деле я бомба, которая может взорваться в любую минуту. Я за себя не отвечаю. И ответственность в случае будущей катастрофы ляжет на вас!
Тут врач призадумался. Принялся нервно грызть шариковую ручку. Мои слова пришлись ему не по вкусу. Наконец-то удалось до него достучаться. Ответственность — то еще пугало. Все ее сторонятся. Психиатр нахмурился сильней. «Возможно, эта припадочная просто водит меня за нос. Однако случай с Зебрански — не пустяк. Ученик мог отправиться на тот свет. Что, если она опять станет буйной?»
— Ладно, так и быть, — сдался он. — Вы пока возвращайтесь в палату, после поговорим. Посмотрим, что можно сделать. Не так-то просто устроить вас куда-нибудь сейчас, когда мест катастрофически не хватает. С другой стороны, ваш муж — политический деятель, у него обширный связи. Попробую с ним созвониться. Что-нибудь придумаем.
Я не стала возражать. Ничего не поделаешь, мы живем на разных планетах. Хоть Шарлю звоните, хоть президенту, если вам неймется, мне все равно. Только оставьте меня в покое. Не выгоняйте, не трогайте.
В тот же вечер доктор заглянул ко мне перед тем, как уехать домой.
— Похоже, мы нашли решение. — Он вздохнул с облегчением и продолжил: — Вскоре получим окончательный ответ. Но даже в случае отказа я постараюсь продержать вас здесь еще неделю.
Несколько дней прошло в томительном ожидании. Напрасно я пыталась расслабиться, насладиться прогулкой по знакомым аллеям парка, любоваться деревьями, кустами, дроздами — все впустую. Мне никак не удавалось отвлечься от навязчивых образов: узких коридоров коллежа, скользких бежевых плиток кухни, темных углов прихожей, удушливой безнадежности нашего с Шарлем брака.
Нарочно снимала обувь и босиком ходила по влажной земле, чтоб напитаться ее силой. Растирала, массировала пальцы ног и рук, мяла свои ладони. Долго-долго вдыхала целебный запах хвои. Ничего не помогало. Зыбкая связь с собственным «я» оборвалась, едва возникнув.
Но однажды под вечер меня ласково, по-дружески обняли за плечи.
— Вы разочарованы, ваши надежды не оправдались, верно? Вам казалось, что вы ожили, приободрились, изменились. А все вдруг вернулось на круги своя.
Пока я тщетно боролась с мрачными мыслям, рядом со мной на каменную скамью сел хрупкий невзрачный человек лет пятидесяти, темноволосый, с проседью.
— Меня зовут Жан Харт. Я возглавляю благотворительную организацию взаимопомощи. Если у людей возникают психологические или материальные сложности, мы тут как тут. Доктор из психоневрологического центра связался с нами. Он объяснил, что хотел бы поместить вас в щадящие условия еще на некоторое время, ведь так? Отлично! Мы сможем предоставить вам все необходимое: комнату, где вы сможете жить, ни от кого не завися и ни в чем не нуждаясь, общение
Меня затрясло от гнева. Синдром эмоционального выгорания? Так психиатр сформулировал мой диагноз? «Взвилась до потолка» — это его выражение?
Жан примирительно потрепал меня по руке.
— Полно, не сердитесь. Он просто выполнял свой долг. Задача психиатра — как можно быстрее поставить больного на ноги, чтоб он мог заниматься полезной для общества деятельностью. Бюджет центра не безграничен. Врач не может держать вас тут бесконечно. Вы задаете экзистенциальные вопросы, превосходящие его компетенцию. Становитесь камнем преткновения, рискуете развалить всю систему. А мы существуем как раз для того, чтобы дать вам время прийти в себя и разобраться в своей жизни.
— Не уверена, что смогу в ней разобраться. Даже не знаю, хочу я этого или нет.
— Доверьтесь мне, Мариэтта! Вы не представляете, скольких отчаявшихся я повидал на своем веку… Мы вас выслушаем, вы нас выслушаете. Взаимное доверие — единственное лекарство от душевной боли. Вы увидите себя настоящую, не через призму чужого восприятия, не сквозь очки, навязанные прожитой жизнью. Призмы нас убивают. Нужно их разбить, уничтожить. Мы научим вас радоваться каждому дню, каждому мгновению. Вы распрощаетесь с грустью, депрессией, пессимизмом, неуверенностью, замалчиваниями. Знаете, Мариэтта, вы станете совершенно другой и даже не заметите как. И сможете в свою очередь помогать несчастным жить, научите их радоваться.
Приятный негромкий голос звучал уверенно, успокаивал. Мне предлагали комнату, тишину, свободное время. Все, в чем я так нуждалась. Прямо сейчас, немедленно. Тревога сразу ушла. Он почувствовал, что мне стало легче, протянул руку. Я ухватилась за нее, будто утопающая.
— Вам у нас понравится, Мариэтта, — заверил Жан.
Милли
Мы подошли к невысокому красному кирпичному зданию с большими стрельчатыми окнами.
— Вот мы и дома, — сказал Жан.
И распахнул передо мной лакированную деревянную дверь. Я оказалась в просторном холле. На полу узор из салатной, бежевой и черной плитки. На стене огромные старинные часы с бронзовыми стрелками.
— Здесь когда-то была мастерская часовщика, — произнес с улыбкой хозяин. — С тех пор ничего не изменилось, мы по-прежнему налаживаем тончайшие механизмы, следим, чтобы колесики двигались исправно. Мы ведь тоже отчасти часовщики, не правда ли?
Он говорил без остановки, воодушевленно, страстно, счастливый, что может показать кому-то свое детище. Я же, наоборот, старалась успокоиться, хотя сердце колотилось. Внимание не должно рассеиваться, когда приходится брести наугад, взвешивать каждое слово, следить за каждым движением, бояться, что тебя выдаст какое-нибудь замечание, предпочтение, что прошлое вырвется и все погубит.