Мать Печора (Трилогия)
Шрифт:
И сама она оползала и меня заставила обойти все песчаные эти берега от сопки к сопке. Вижу я, что начальница не страшится зверя, - и моя робость пропала. Проискали мы с час - я еще две ракушки нашла. Одну начальница тут же выбросила, а про другую говорит:
– Это очень редкая ракушка, ее в Москве показывать надо.
И завернула ее в бумажку, а в книжку свою что-то записала.
Долго после этого шли мы еще от Коротайки поодаль, пока не уперлись в какую-то речку. Речка привела нас к берегу Коротайки, и там, где она выбежала, мы волей-неволей
– Тут, видно, нам и ждать надо, - говорит начальница.
– Все равно речку нам не перейти.
И только она успела это сказать, пониже нас на какую-нибудь версту слышим выстрел.
– Наш карабин, - говорим мы с начальницей в один голос.
И обе повертываемся речку смотреть: как-то нам одолевать ее надо.
Коротайку мы едва узнали: от озерной воды стала она такой глубокой да широкой, будто и мелей в ней никогда не бывало. Подперла она нашу речку и у той глубины прибавилось. Бросила я в воду веточку - она на месте стоит.
– Зато, - говорю, - течения в ней вовсе нет.
А Ия Николаевна будто одной головой со мной думала.
– Да, - говорит, - переплыть ее безопасно можно.
Речка и не широкая, сажен двадцать, а все же плыть с узлом одежи на голове не больно сподручно. Ну, а как разделись, тут комары да мошки стоять не дают, загоняют в воду. А в воду зашли, тут уж смелость сама пришла.
Плаваю я не худо, а все-таки Ия Николаевна кручей меня к другому берегу выскочила. Оделись мы на скорую руку и опять через мыски да носки напрямик бежим, - откуда силы прибавилось. Один мысок перешли и видим: Леонтьев да Саша, как два лешака, по кустам скачут да кого-то стреляют.
А из куста от наших охотников прямо на нас, вижу, бегут два гуся. Не сплошала я, дорожным посошком своим хлопнула одного из-за плеча, он и в землю ткнулся. А другого не могла догнать.
– Что с ними?
– спрашивает начальница про гусей.
– Почему они не летают?
Не знает Ия Николаевна, что гусь в это время перо меняет.
Вместе с моей добычей набралось у нас девять гусей.
Ощипала я их, приготовила, наварила, нажарила, на стол поставила. А стол наш - фанерный лист на вьючном чемодане.
В тот день мы проехали не меньше вчерашнего. Озерную воду хоть и пронесло, река была глубокая, с высокими приглубыми берегами. Между плесами теперь мучили нас каменистые перепады.
Еще издали заслышали мы первый перепад: вода на камнях бьется, как ветер шумит, возле каждого камня ключом кипит. Когда перепад на виду показался, видим - там будто стадо белых оленей на воде пасется, всю реку камни запрудили.
Перед самым перепадом в конце плеса приткнули наши бурлаки лодки к берегу и пошли на берег реку смотреть. И видно нам с высокого берега, что русло не сплошь камнями завалено, а между ними будто ручейки пробегают. А один ручеек других поболе, у нас его горлом зовут.
– Вот это и есть субой, то есть фарватер, - учит Леонтьев Сашу.
– На воде его не так видно. А надо его издали распонять и лодку на него выправить.
Встает Леонтьев
Развернул Леонтьев лодку в заводи, подтащил к берегу, вернулся к своей лодке и тем же способом ее в заводь провел.
– Вот так и тебе дальше свою лодку вести придется, - говорит он Саше.
– Проведу, - говорит Саша, - не беспокойся.
Новый перепад был ничем не лучше прежнего. Проплыл его Леонтьев, а Саша за ним. Со стороны-то ему и легким делом казалось перепад проплыть, а сам взялся - ему и страшновато. Растерялся он, засуетился, не сумел вовремя отвести нос лодки от камня - и кувырком из лодки в воду. Повернуло лодку боком-боком, вдоль камня востряка пробороздило - и половина нашего добра в воду. Хорошо, Саша вовремя на ноги вскочил, поправил лодку, не дал ей совсем перевернуться. Хорошо, что и Леонтьев не задержался, с ближнего носка бросился к Саше и успел спасти из воды наше добро и на берег сбросить.
Той порой Саша с лодкой воевал. Течением лодку с перепада в самую глубь тянет. Упирается Саша, а сам шаг за шагом вперед ступает. А когда вода по грудь стала, отпустил Саша лодку, на берег выбрался да на другой лодке догонять бросился.
Пришлось нам снова стоянку делать, и одежду, и крупы, и сухари сушить. Сахарный песок тоже размочило. В ведра мы его сложили, чтобы весь не вытек, и сахар из него сварили.
Пока я с хозяйством возилась, вся наша троица по ручьям да озерам шарила. Придут они вечером, а я их за неранним обедом выспрашиваю:
– Не нашли еще наш заветный клад?
– Не нашли, - отвечает Ия Николаевна.
– А найти обязательно нужно.
– Как не нужно!
– говорю.
– Зря, что ли, государство на нас казну потратило!
Еще один день мы плыли без помехи и задержек. Стороннему человеку издали легко догадаться, что идут лодки. Впереди лодок за добрую версту плыли и подлетывали и снова плыли утки да гуси. Саша и Леонтьев у больших мысков причалят лодки, мыс пересекут пешком, обгонят гусей и откроют пальбу. Саша дробовик любил, а Леонтьев - карабин.
Плыли мы еще с неделю. Дни проходили, как свечки гасли. В недолгие летние ночи успевали мы на ночлегах и отдохнуть для нового пути, и друг с другом поделиться всем, что за день видели.
Вот однажды Ия Николаевна и говорит:
– Сегодня я по одному ручью верст за пять в сторону забежала, все думала что-нибудь интересное найти. Смотрите-ка, что нашла.
И показывает нам песцовый капкан.
– А в капкане, - говорит, - чуть не целый песец.
И вынимает песцовую заднюю лапку и хвост. Хвост уже попортился и в глине да иле вывален.