Мать велела герань не поливать

Муляр Таша

Она была, в общем-то, рада этому варианту. На него хватило денег, да и дочери удалось купить квартиру пусть и на окраине, но побольше. Постепенно сделала ремонт, обустроилась, привыкла к своей «уютной норке», как она называла это жилье. Ванную пришлось пристроить на кухне, отведя для этого угол, в котором ранее стояла печь. Получилось симпатично, а главное, в результате всех манипуляций с жильем обе дочери были пристроены, замужем и у каждой отдельная квартира.

Как-то, поднимаясь на свой этаж, она столкнулась на лестнице с женщиной старше себя, статной, со вкусом одетой, с высокой прической – седые волосы были собраны в упругий узел и подколоты шпильками. Мария поздоровалась. Как потом выяснилось, это оказалась соседка сверху. За годы мимолетного общения женщины не то что сдружились, нет – Серафима не подпускала к себе близко, никаких

подробностей про работу, мужа, детей: скорее просто знакомые. Несколько раз Мария заходила в квартиру Серафимы – то за солью, которая у всех не вовремя заканчивается, то за спичками. Соседка дальше коридора не пускала, принимала в прихожей. Однако Мария поняла, что квартира у Серафимы большая, с выходом и на парадную, и на черную лестницу, – видимо, такая же, какой была до реконструкции квартира, купленная Марией. На стенах длинного коридора у соседки она увидела фотографии сцен из спектаклей, висящие в красивых рамах с подсветкой. Пока ждала хозяйку с солью, разглядывала, кто же там изображен, узнавая лица популярных артистов. Набралась смелости спросить, чьи это фотографии.

– Работа моя. Было время, – словно рубанув воздух, ответила Серафима, давая понять, что дальнейшие вопросы неуместны, потом сунула ей банку с солью и чуть подтолкнула к выходу.

Однажды Серафима сама заглянула к Марии. Визит был неожиданным и сопровождался потоком воды с потолка. Оказалось, у нее что-то произошло с краном на кухне. Они тогда вместе искали сантехника, звонили в домоуправление. Совместный труд и заботы сближают. После того как все уладилось, сантехник нашелся, следы потопа были убраны вместе вначале у Серафимы, потом у Марии, они долго пили чай на Машиной кухне. Может, именно тогда как-то сблизились. Серафима осмотрела квартиру Марии, долго расспрашивала, хватает ли ей одной комнаты, жаловалась, что трудно платить коммунальные платежи, что уже не в силах поддерживать порядок в большой квартире. Серафиме тогда понравилось расположение Машиной кухни, комнаты с небольшой прихожей и идея уютной ванной в кухонном углу.

– Как с умом у вас все сделано. Кстати, напоминает мне ту единственную комнату, которая у нас была после эвакуации. Как же я забыла! Да, это реально выход, – проговорила она, словно что-то уже решила для себя.

Время шло, соседки становились старше, да и здоровья не прибавлялось. Помогая друг дружке иногда по мелочи, они начали пусть и не очень откровенно, но все же беседовать. Так Мария узнала, что Серафима давно овдовела и у нее есть взрослая дочь, которая тоже живет в Санкт-Петербурге. Вот только саму дочь Мария ни разу не видела. Глубоко над этим не задумывалась, считая, что дочь к Серафиме приезжает, но они просто не пересекаются. Ее собственные дочери приезжали навестить мать регулярно, она очень гордилась ими и внучкой от старшей, радовалась, что с детьми такие теплые отношения, и не могла представить, что бывает по-другому. Однако так она думала до тех пор, пока Серафима Дмитриевна не продала большую часть огромной квартиры, оставив себе такую же комнатку, как у соседки снизу. А на полученные деньги уехала на полгода в круиз. Это было неожиданно, странно и совершенно на нее не похоже.

Примерно год назад Мария Ильинична заметила, что Серафима Дмитриевна с огромным трудом спускается со своего пятого этажа – вот она, обратная сторона высоких потолков. Потом обратила внимание, что соседка выходит на улицу все реже и реже. Застав ее как-то на лавочке возле подъезда, Мария предложила приносить Симе хлеб и кефир, заодно и мусор забирать – ей не трудно. После нескольких минут препирательств и отнекиваний, вежливых отказов и словесных реверансов женщины договорились, что Мария Ильинична будет через день приносить хлеб и забирать мусор. Дабы никого не затруднять, общаться решили через ручку двери. Одна будет вывешивать пакет с мусором, а вторая взамен оставлять сумку с продуктами.

Мария Ильинична поднялась на пятый этаж и опять не увидела пакета с мусором. Повесив на двери свою сумку с продуктами, она уже было хотела уходить, как заметила, что от тяжести сумки или от сквозняка дверь в квартиру приотворилась.

– Серафима Дмитриевна! – позвала она, заглянув с порога в квартиру. – Серафима, Сима…

* * *

Оставив

записку на столе рядом со свертком с документами, Серафима Дмитриевна решила наконец-то прилечь, сил совсем не осталось. Сев на кровати, она медленно подняла ноги, уложив их по одной под тяжелое одеяло, опустилась на подушки и закуталась, подоткнув одеяло. Нужно как-то постараться заснуть. Спала она плохо. Сон был тревожным и непродолжительным. В квартире зябко. Сквозь щели в рамах задувает промозглый майский ветер. Да, еще несколько дней – и День Победы. Как она раньше любила этот праздник!

Когда был жив Георгий, они вместе ходили на парад. Она шла с колонной театра, он присоединялся позже после обязательной речи перед рабочим коллективом.

– А как Мила радовалась, когда видела, что к ним приближается отец! Бежала – не удержать, завидев издалека. Видный был мужчина. Улыбка широченная, красная ленточка на груди, обтянутой военной формой, которую он надевал только раз в год, в этот день. Мила запрыгивала на него, обнимая ногами и руками, и он кружился с ней под музыку победных маршей, которые лились из всех репродукторов… Сима закрыла глаза и унеслась в свои воспоминания.

Она всегда была уверена, что муж ее очень любит. Они были прекрасной парой, так говорили все вокруг. Детей только долго не было. Он переживал. А она знала причину бесплодия, только ему не говорила. Казалось, муж не поймет, осудит. Лечилась самостоятельно, скрывая. По врачам ходила, в санатории от театрального профсоюза ездила на воды и грязелечения. Ему говорила, что сердце лечит. Хорошие санатории были: Кисловодск, Пятигорск. Одна ездила. С мужем отпуск не совпадал. Кто же ему тогда рассказал? Столько лет уж прошло, а она так и не знает, да и важно ли теперь? Уже все, ничего не изменишь. Мысли текли медленно, перекатываясь в голове, как шарики головоломки, ища выход, нащупывая верные ячейки, перескакивали через события и годы.

Мила родилась складненькая, кареглазая блондинка, пухленькая, как и все младенцы. Похожая на мать. Серафима всю жизнь приглядывалась к дочери, ища в ней сходство с тем, чужим человеком. И действительно, когда Людмила выросла и оформилась, ничего общего с матерью в ней не осталось. Словно не родные. Вот что значит чужая кровь.

Серафима Дмитриевна так и не смогла уснуть. Сердце ныло сильно, то выскакивая из груди, ухая, как метроном, то замирая, проваливаясь в тишину. Она лежала, прислушиваясь к собственному жизненному ритму, стремящемуся к логическому завершению. Сима точно знала: ей осталось недолго. Как об этом узнают? Наверное, что-то такое есть внутри нас, или это свыше приходит – откровение о конце. Ей оно точно было. Поэтому нужно успеть вспомнить что-то очень важное, что она хотела сделать, но за всю жизнь так и не выполнила.

Что за человек ее дочь Мила? И ее ли она вообще? Серафима продолжала перекатывать шарики головоломки. Тогда, в Пятигорске, Сима ошиблась. Да, теперь она считает тот поступок именно ошибкой, хотя, если бы она этого не сделала, была ли у нее Мила? Обман. Именно обман изменил всю их жизнь. Муж узнал об измене от кого-то из сердобольных людей через тринадцать лет после рождения дочери. Георгий так и не смог ее простить, запил, заболел и просто не захотел больше жить.

Нет, это не сразу случается, нежелание жить приходит постепенно, копясь внутри, накрывая тяжелым одеялом усталости. К этому идешь, складывая в копилку недовольство, обиды, вранье, боль, потери. Копишь, пока она не переполнится, а потом уже и капли достаточно, чтобы наступил конец. Для Георгия концом стала правда о рождении дочери. Хотя правда ли это была? Серафима так и не знает точно, от мужа дочь родилась или от курортного романа. Медицина была несовершенна, лечилась она много лет. Роман на курорте был случайным и бурным. Вернувшись домой, она поняла через какое-то время, что беременна. Муж от счастья помолодел на глазах и забыл о последствиях ранений, которые тревожили его болями долгие годы. Он так ждал ребенка, что Сима и сама поверила: это только их дочь, вычеркнув со временем из памяти тот случай на курорте.