Мат

Алкин Юрий Львович

— Ты всем настолько доверяешь? — изумилась Джоан. Ей даже не потребовалось притворяться.

— Нет, конечно. Но здесь каждый сам за себя.

— И ты?

— И я, — кивнул Майкл. — И ты тоже.

— Вы, мужчины, ужасно любите все упрощать, — сверкнула жемчужной улыбкой Джоан. — Все у вас или черное, или белое. Друг или враг. Если не со мной, то против меня.

Она снова переложила ноги и немного потянула юбку вниз. Старый, но безотказный трюк сработал и в этот раз.

— Опять стереотипы? — поинтересовался Майкл, переводя глаза обратно на ее лицо. — У тебя что, не так?

— Не так, —

Джоан встала. — Я могу быть против тебя. Но и с тобой.

Она обошла диван, рассматривая комнату, и наклонилась, опершись локтями на спинку. Теперь темные внимательные глаза оказались совсем близко.

— Надо уметь совмещать приятное с полезным. А иначе не будет ни того, ни другого. Понимаешь?

— Понимаю, — согласился Майкл. — А сейчас ты хочешь заниматься приятным или полезным?

— А это ты мне скажи, — и она качнулась навстречу этим глазам.

— По-моему, это было приятное, — задумчиво сообщил Майкл минуту спустя. — Впрочем, я не уверен. Надо бы повторить.

И они повторили.

— Ты был вчера просто великолепен, — сказала, отстраняясь, Джоан. — Эти правила — вообще гениальный ход.

— Садись, — сказал в ответ Майкл. — Вот так. Нет, ближе. Еще ближе…

— Отдышаться дай, — попросила Джоан через несколько минут. — Нельзя же так…

Она поправила волосы. Майкл смотрел на нее со странным выражением. Джоан почти физически ощущала, как его взгляд скользит по ее разрумянившемуся лицу, спускается ниже на плечи, перескакивает на струящийся шелк полурасстегнутой блузки. О чем он думает, понять было, как обычно, невозможно, но на какую-то долю мгновения ей показалось, что в глубине этих глаз промелькнуло сочувствие.

— Действительно, — сказал он, наконец. — Пора это прекращать. Тебе ведь еще многих обходить.

Сначала Джоан показалось, что она ослышалась.

— Обходить? — все еще улыбаясь, вопросительно повторила она.

— Посещать? — предположил в ответ Майкл. — Нас девять, а ночей всего три. Вряд ли я последний.

Джоан сама не поняла, когда именно закатила ему звонкую пощечину, — до того, как вскочила на ноги, или после. Она судорожно застегивала упрямую пуговицу, которая никак не желала попадать в петлю, и повторяла:

— Мерзавец, ну, мерзавец…

Майкл тоже поднялся. Что-то в его лице вдруг напомнило Джоан о том, что рассказывала ей Стелла: избиваемая жена, суд, «женщин надо ставить на место»… Ей вдруг почудилось, что Майкл произносит низким изменившимся голосом: «Никогда, слышишь, никогда не смей меня бить»…

Но ничего подобного Майкл не говорил. Вместо этого он потрогал начинающее выступать на щеке багровое пятно и сказал:

— Зря только время тратишь. Не нас надо окручивать, а тех, кто бумажки пишет. Эд вон уже третий день на тебя пялится.

Джоан окатила Майкла холодным презрением синих глаз и молча развернулась.

— Закончишь с полезным, приходи за приятным, — донеслось ей вслед.

Ей потребовались немалые усилия для того, чтобы не хлопнуть изо всех сил дверью.

Минуту она постояла возле ставшей теперь ненавистной двери, медленно дыша и приходя в себя. Затем пошла прочь от нее, кусая губы и так до конца и не успокоившись. Так сильно ее еще никто и никогда не оскорблял. «Нас девять, а ночей всего три»… —

жег память холодный голос. Лучше бы он просто назвал ее шлюхой. Собственно, именно это он и сделал, но в еще более оскорбительной форме. И главное, она ведь сама к нему пришла! Сама! И пусть он был тысячу раз прав, а в чем-то он и был прав, никто ему не давал никакого права так с ней разговаривать. Подумаешь, нашелся тут. Да она и не собиралась с ним спать, по крайней мере, в эту ночь. А он обошелся с ней, как с дешевой проституткой. Нет, даже с ними так не обращаются! Ей хотелось вернуться и врезать ему еще раз.

Но главная обида жила даже не в этих спокойно произнесенных словах. Она была в другом. В том, когда он это сказал. Сделай он это после секса или после категорического отказа — и тогда все было бы понятно. Пощечину он заслужил бы и в этом случае, но клекочущей подступающей к горлу обиды не было бы и в помине. А так… он же просто отказался. Так пробуют старые консервы — аккуратно открывают, нюхают, пробуют на язык и, скривившись, равнодушно швыряют в помойку. И он так поступил с ней! С ней?! Может, он просто равнодушен к женщинам? А как же жена? Нет, не подходит. Это был бы хороший вариант, но в те несколько минут он был каким угодно, но только не равнодушным. Уж она-то могла это сказать. И все же он намеренно отказался от всего, что ему сулила эта ночь. Отказался, прекрасно зная, к чему это приведет. Ведь он знал, хорошо знал, что после этих слов она не останется в его номере ни секунды. И все же просто-напросто выставил ее за дверь. Нет, это вообще не человек. Это какой-то ненормальный. Ненормальный…

Джоан сама не заметила, как пришла в бар. Видимо, оказаться в пустом номере после недавней сцены было выше ее сил. Но в полутемном баре было пусто. Только у дальнего конца стойки сидела одинокая фигура, задумчиво склонившись над бутылкой пива. При звуке шагов фигура повернула кучерявую голову. «Эд уже третий день на тебя пялится», — вспомнила Джоан. Веселая злость овладела ей.

— Скучаешь? — спросила она, делая шаг навстречу неловкой, но такой радостной улыбке.

Все-таки кое-что этот мерзавец не знал…

— Уехать? — Кларк тщетно попытался сдержать зевоту. — Сейчас?

— Мне надо срочно уехать, — повторил Крис. Кларк снова зевнул.

— Который час?

— Одиннадцать.

— Что у вас стряслось? Да вы заходите, зачем в дверях-то стоять?

— Ничего, — Крис остался на пороге. — Я хочу как можно быстрее выехать.

— Как знаете. Так что все-таки произошло?

— Дома неприятности, — Крис вздохнул. — Жену скрутило, отвезли в больницу. Подозревают аппендицит. Пока еще не решили, но, может, будут резать.

Кларк перестал зевать и сочувственно кивнул.

— Конечно, о чем речь. Уезжайте. Или, может, подождете до утра?

— Нет, я уж лучше сейчас. К утру уже там буду. Мне надо что-то подписать?

— Что вы, — Кларк замахал руками, — какие еще подписи. Мы же не изверги какие-нибудь. Я просто напишу, что вам пришлось уехать на третий день по семейным обстоятельствам. Вам, разумеется, сейчас не до этого, но отзыв о вас будет самый благоприятный. Вы замечательно поработали. Очень жаль, что именно вам приходится уезжать.