Матабар
Шрифт:
— Поговорим?
Арди, вжимаясь лицом в сырую древесину, не отводил взгляда от Плаща.
— О чем мне говорить с тобой, орк? — Йонатан все это время крутил на указательных пальцах револьверы так, словно красовался перед кем-то, а не вел переговоры с одним из опаснейших существ степей. — Вы убили одного из наших людей. Между нами кровь, орк. И у меня есть тот, кто не против с вас этот должок стребовать.
— Ты про ходящую сквозь ночь? — спросил орк, произнеся последние слова на языке Фае. — Мой шаман уверяет меня,
— Ну так давай выясним! — засмеялся Плащ. — Чего время тянуть? Или ты думаешь, что я не знаю, что вы сейчас берете нас в кольцо?
По ту сторону тоже засмеялись. И не только главарь, но и остальные орки. И этот звук, походящий на какофонию лая голодных псов, заставлял кровь немного стыть в жилах.
Ардан, напрочь позабыв, что на его поясе висят револьверы, сжал нож и посох.
— И ты ничего не можешь с этим сделать, мутант, — прогремел орк. — Сколько среди вас воинов? Пятнадцать человек? Со мной почти пять десятков. Или ты думаешь, что эти странники, попрятавшиеся за своими повозками, смогут нам сильно навредить?
— Ну, парочку-то они прикончат.
— И мы споем песни о их великой охоте и проводим их к Спящим Духам! — и орк завыл на манер волка и вскоре к нему присоединились десятки других голосов. Арди даже отсюда чувствовал, как женщины и дети на холме едва не теряют сознание от страха, да и некоторые их мужчины тоже.
— Милок, я начинаю уставать от наших прелюдий, — скалился Йонатан, которого, казалось, все это нисколько не заботило. — Уже, как говорится, охота перейти к телу.
На некоторое время повисла тишина.
— У вас наша добыча, — проскрипел орк, которого все так же скрывала черная пелена. — Это моя стая ранила Шагальщика. Он наша законная добыча. Вы украли её.
— Тот Шагальщик, насколько я помню, был ранен, но жив, — Йонатан поправил дулом револьвера чуть съехавшую шляпу. — Но я понимаю к чему ты клонишь, орк. Если подождешь пару минут, я привезу тебе все, что мы добыли со зверя.
— И мы разъедемся по своим путям?
— Именно так, — кивнул плащ.
Орк снова засмеялся.
— Люди, — прорычал он. — А как же та девчонка маршал?
— Не будем зацикливаться на старом, — развел руками Йонатан.
И опять этот лающий, чавкающий смех. А затем тихий, низкий рык.
— Слышишь меня, сын барса? — гремел голос, говоривший на языке, который Ардан слышал лишь от дедушки. Это был язык его народа. Язык Матабар. — Я чувствую твой запах. Знаю, что ты здесь.
— Говори на галесском, ублюдок! — прокричал Йонатан.
Но орк его игнорировал.
— Помнишь меня? Я знаю, что ты подглядывал в тот вечер, — голос орка словно проникал в сознание Арди, заставляя его сердце стучать все быстрее и быстрее. Будто оно превратилось в несмолкающий племенной барабан. — Помнишь, как мои руки забрали дух твоего отца? Помнишь, как он плакал, словно самка и звал тебя? Где ты был тогда, детеныш?
Йонатан направил револьвер в сторону голоса.
— Последний раз предупреждаю!
— … как прячешься и сейчас. Где твои отвага и достоинство охотника, детеныш? Или ты слаб? Труслив? Жалок? Таков сын Гектора Эгобара? Таков последний из горных охотников? У тебя нет чес…
Раздался выстрел. Но струйка дыма поднималась не над револьвером Йонатана, а в вагончике Марта.
И мир тут же закипел.
Йонатан, почти моментально разрядив оба револьвера во тьму, выхватил из ножен саблю и, оттолкнувшись от крупа своей лошади, прыгнул внутрь стены тьмы. Но еще до того, как он её коснулся, та вдруг запылала фиолетовым пламенем и истаяла, явив отсветам костров десятки орков.
Огромные и могучие, ни одного из них, кто был бы ниже двух метров, с бугрящимися мышцами, больше напоминающими валуны. Кто зеленого цвета, кто коричневого, их объединяли изукрашенные белой краской оголенные торсы и лица. У некоторых крест на крест, пересекая покрытую шерстью грудь, висели патронаши, но большинство, как и главарь, морда которого была изуродована ожогом в форме детской ладони, держали в руках небольшие топоры.
Ардан, вжавший недавно спусковой крючок, уже больше не помнил себя.
Как раньше, когда-то давно, он спрыгнул на землю.
Ему мешала дурацкая вторая шкура, которую кто-то нацепил на него. Он поднял лапу и сорвал её с себя, подставляя ветрам широкой степи испревшую шерсть загривка. Его бок терзала рана, еще не зажившая с прошлой охоты, но это нисколько не заботило охотника.
Он повел носом по ветру. Пахло испуганным зверьем, бившим копытами землю, испуганными людьми, кричащими что-то позади него, и пахло охотниками, пришедшими забрать его жизнь.
Но они ошиблись.
Это он заберет их жизни.
Таков закон охоты.
Он погрузил когти в землю и оскалил клыки.
Его не заботило происходящее.
Он не обращал внимание на Цасару, которая схлестнулась в битве с единственным одетым орком. В балахоне, с посохом, выточенным из костей, он шептал что-то, потрясая бусами, сложенными из черепов животных и людей. И с каждым его словом в реальность вторгались силы, которых здесь не должно было быть.
Бестелесные призраки и вспышки фиолетового огня окружили Цасару, а та все с тем же не выражающим эмоции лицом, провела ладонью по кромке своего клинка. Её черная кровь коснулась лезвия и то запылало тьмой.
Охотник не видел, как легко главарь орков отбросил в сторону Йонатана и тот упал среди десятка степняков, начав с ними лютую сечу, в которой сложно было уследить, где заканчивался Плащ и начинались его противники.
Он не слышал канонады ружей, выпускавших сталь и смерть куда-то в ночь. Не чувствовал запаха пороха.
Он лишь ниже прижался к земле, призывая ту помочь ему в охоте и не сводил взгляда с шеи своей добычи, возомнившей, что может порочить имя ушедшего к Спящим Духам охотника.