Математическая логика

Гудстейн Рубен Луис

– Приведи себя в порядок, прежде чем начнешь готовить ужин, – он останавливается, чтобы взглянуть в зеркало и поправить галстук. – Сегодня вечером я бы не отказался от стейка.

Он оставляет меня лежать на полу, свернувшись калачиком. Кровь медленно стекает по моему лицу, собираясь в швах на плитке, и чтобы сесть, мне требуется почти минута. Каждое движение мышц вызывает прилив ярости, он и заставил меня накинуться на заключенного. Доставая губку из-под раковины, я представляю, что могло бы произойти, если бы я так напала на Вика.

Глава 3

Единственный

«положительный» момент в том, что Вик ударил меня кулаком по лицу, – это гарантия того, что мне не придется трахаться с ним как минимум несколько дней. По его словам, он не занимается сексом с уродами. Думаю, что в другой день его слова можно было бы принять за комплимент. Но сейчас именно он виноват в том, что у меня разбита губа и заплыл глаз.

Позвонив на работу, я вру про желудочный грипп. Теперь я могу спокойно подождать, пока спадет опухоль, и мое лицо восстановится настолько, чтобы следы побоев можно было скрыть косметикой. Сейчас Вик уже и не помнит, что могло вызвать у него такую ярость, что он ударил меня кулаком. К счастью, мне удалось его успокоить с помощью минета и его любимых блюд. Его настроение стало горько-сладким: сладким, потому что Вик ведет себя так, словно души во мне не чает, и горьким, потому что я знаю, что он скоро снова захочет заняться со мной сексом. Это лишь вопрос времени. Я одновременно и боюсь, и жду того, что может принести нам наш секс. Боюсь, что Вик поймет, как сильно меня тошнит от его прикосновений.

Он что-то бормочет, пока одевается, а я изо всех сил стараюсь не обращать на него внимания. Однако это уже не так просто, как раньше, особенно когда я представляю, как выливаю горячий кофе на его лысеющую голову или «случайно» добавляю антифриз в его овсянку. Раньше я никогда не думала о том, каково это – причинить ему вред. Но после каждой нашей ссоры, когда он применяет силу, мои фантазии становятся все более яркими. За неделю отсутствия на работе я начала сомневаться в реальности происходящего и все время ждала, какое ужасное наказание он придумает для меня в следующий раз.

– Ты меня слышала? – спрашивает Вик, и я морщусь, потому что нанесла слишком много консилера на синяк под глазом.

Я быстро моргаю, стараясь избавиться от видения, в котором вонзаю ножницы для кутикулы в бедро Вика. Затем возвращаюсь к зеркалу и смотрю на отражение мужа, стоящего у меня за спиной.

– Прости, – говорю я, с трудом подбирая слова, ведь теперь даже это дается мне с большим трудом, чем раньше. – Я задумалась о работе. Будешь кофе?

Он смотрит на мое отражение в зеркале так долго, что это заставляет сердце биться быстрее, а затем кладет руку мне на плечо и сильно его сжимает.

– Без сахара, – говорит он, отворачиваясь и надевая ботинки. Я делаю глубокий вдох и осознаю, что все это время даже не дышала.

Пока Вик проходит по коридору, я слежу за ним в зеркале. И только когда он исчезает из моего поля зрения, могу позволить себе немного расслабиться. На прошлой неделе не только я вела себя необычно. Вик был очень

внимателен, редко выходил из себя и, осмелюсь заметить, проявлял излишнюю деликатность. Все это лишь подтверждало мои опасения. Я была настолько взвинчена, что с трудом могла есть и спать. И теперь моя работа кажется мне долгожданным отдыхом.

Прежде чем он успевает напомнить мне о необходимости поторопиться, я успеваю собраться с мыслями и закончить одеваться. Я бы предпочла оставить волосы распущенными, чтобы скрыть тени на щеках, но это противоречит правилам безопасности, поэтому я заплетаю их в косу. К сожалению, коллеги уже привыкли к моим оправданиям, связанным с внешним видом, и поэтому я сомневаюсь, что кто-то из них проявит интерес к тому, что произошло. Если мне повезет, сегодняшний день пройдет спокойно, и мне не придется обслуживать много пациентов.

Вик ожидает меня на кухне, и я, как послушная девочка, спешу приготовить ему кофе и налить его в термос. Когда я передаю ему термос, то замечаю, что он смотрит на меня из-под полуопущенных век и подставляет свою щеку для поцелуя. Я касаюсь ее губами и представляю, как ударяю его термосом по голове. Я почти слышу треск, а перед глазами возникает картина: он медленно оседает на пол, а кровь и кофе растекаются по кафельной плитке.

Когда Вик, насвистывая, идет к выходу, я чувствую облегчение, ведь знаю, как удалить пятна крови с межплиточных швов.

Когда я прихожу на работу, уже две медсестры занимаются осмотром пациентов в кабинете. В лазарете в это время никого не было. Я провожу время в своем кабинете, размышляя о том, что произошло за завтраком, и пытаюсь понять, не была ли я слишком груба. Поэтому, когда я поднимаю взгляд и замечаю в дверях последнего человека, которого мне хотелось бы здесь видеть, я почти уверена, что это лишь плод моего воображения.

Что он здесь делает, черт возьми?

– Я заступил на смену, – отвечает он, и я понимаю, что, должно быть, произнесла это вслух.

Я чувствую себя загнанной в угол и даже смущенной и от нахлынувших эмоций спешу отвернуться от него. Однако сдержать их – все равно что пытаться не дать волнам намочить песок: сколько бы я ни возводила преграды, некоторые эмоции все равно прорываются наружу. Если он будет работать бок о бок со мной, никакие мои уловки не помогут. Я встречалась с ним всего один раз, но мне кажется, что он видит меня насквозь. Но что еще хуже, он вызывает у меня желание разрушить все барьеры и показать ему свои самые уязвимые места.

– С каких это пор ты здесь работаешь? – спрашиваю я через несколько мгновений, уже не стремясь убежать от него.

Работа в медицинском корпусе – заветная мечта любого заключенного, но его присутствие здесь может означать лишь одно: Вик решил сменить тактику. Я понимала, что его настроение слишком хорошее, чтобы быть искренним. Теперь он использует этого заключенного, чтобы напомнить мне, кто в наших отношениях обладает властью. И если я хоть немного переступлю черту, то буду наказана.