Материалы к истории крайне - западных славян
Шрифт:
Два гостя втягивают молодую в круг, составленный из гостей, и становятся по ее сторонам, как бы ее охраняя. Другие женщины, взявшись за руки, кружатся вокруг них, закручиваясь многими кольцами. Надо, чтобы молодой муж прорвался через эту цепь. Тогда, когда он уже стоит [136] возле своей молодой жены, на этот раз мужской хоровод вертится вокруг молодых, а женщины стараются прорваться к мужу, но мужчины их отталкивают. После долгих попыток и долгой борьбы они завладевают женой, увлекают ее в брачную комнату, срывают с ее головы корону (в виде птичьего гнезда, как было сказано выше) и накидывают ей на голову черный платок».
136
Исправлено,
Ясно, что этот танец символизирует собой соблазны семейной жизни как со стороны женщин, так и мужчин. Пробиваясь сквозь преграду хоровода, молодой муж защищает свое счастье. Здесь как бы впервые испытывается супружеская верность. Молодые показывают перед всеми, что они любят друг друга и стремятся соединиться, чтоб ничто им уже больше не мешало в их единой отныне жизни.
У древних Славян Русской группы существовал обычай увоза невесты со свадебного пиршества. Врывалась группа друзей кого-либо, кто считал себя отвергнутым женихом, и, схватив невесту, скакала прочь. Гости в свою очередь бросались к коням и скакали за ними. Иногда это были настоящие побоища. Если действительно молодую выдавали против воли, и она любила умыкателя, а тот с ней успевал скрыться и провести ночь, то он становился ее действительным мужем. Большей же частью это умыкание производилось для потехи. При этом дрались захватчики, гости, жених, все, кому не лень, особенно если уже успели к этому моменту подвыпить. Автору приходилось самому видеть такие сцены в детстве в Юрьевке. В случае же нападения с настоящей целью, невесту хватали у церкви, из-под венца, раньше, чем она входила на паперть.
Обычаи Мекленбургских фермеров, обряды и песни, конечно, отличны от Русских фольклорных данных, но есть между ними и нечто общее; поскольку это общее имеется, мы стараемся поставить параллели, сопоставить Русское со Славянским Мекленбургом того времени. Сходство, конечно, лежит в общем фоне, в циклах природы, которые являлись и для Славян Русской группы основным, затем — отношение к лошади, как известно, идущее издревле, со времен, еще соответсвующих Ассиро-Вавилонии, Шумеру и Акаду, [137] Египту, а именно, с тех пор, как начался Век Лошади.
137
Исправлено, было «Сумерии и Акадии».
Описывая их отношения друг с другом, Мармье отмечает их Христианское обращение: «Да хранит вас Бог!» Если друг рассказывает своему другу о несчастьи, первый утешает второго, говоря: «Слава Богу, что только это случилось! Могло быть гораздо хуже!» Они верны своим чувствам, но верны и ненависти и суевериям. Они совмещают доверчивость с наивностью детей и упорством Корсиканцев. Доказательством служит хотя бы воспоминание о Семилетней войне. Имеются целые деревни, где эта война оставила вид родовой ненависти к Пруссакам, и часто можно видеть крестьянина на ярмарке перед лавкой, полной товаров, повторяющего с упорством старого Мекленбуржца: «Прусский продукт — скверный продукт!»
Дальше Мармье сообщает, что они сохранили еще страх перед мистическими явлениями, как их предки два века тому назад. В конце XVII века в этой стране еще сжигали ведьм. Они их больше не сжигают, но боятся их и сейчас. Ведьмы и колдуны — друзья дьявола. Они после заплатят мучениями в аду, но пока они живы, они заставляют страдать Христиан.
Их взгляд отравлен, дыхание приносит заразу, и одно приближение их заставляет биться лошадей и выть собак. Если падет корова, закиснет молоко, испортится пиво, новопосаженное дерево погибнет, все это — дело колдунов и ведьм. В ночь под первое мая, в так называемую Вальпургиеву Ночь, фермер ставит три креста на дверях коровника, чтобы колдуны и ведьмы, летя на свой шабаш, не тронули бы их своим заклятьем. Как только рождается ребенок, сейчас же зажигают лампу, и пока он не крещен пастором, лампа продолжает гореть у его колыбели, чтобы злые духи не могли к нему подступиться.
Эти суеверные идеи уходят в далекое прошлое, охватывают настоящее и простираются в будущее. Крестьянин, боящийся за свой урожай, девушка, сомневающаяся в своей любви, загадывают, как части судьбы, как предзнаменование — по птичьему лету, (ищут знака) в волне, в осенних облаках, в весенних
«Английская традиция говорит, что в эту ночь падают с неба три капли: одна теряется в воздухе, другая проникает в недра земли и тертья падает в воду. Первая будит в воздухе творящие силы, вторая и третья будят жизнь растений и животных».
Говоря об этом абзаце, мы можем сказать, что он вполне совпадает с тем, что лежит в основе так называемых «суеверий» на юге России. Разница лишь в датах. Так, Английская легенда о Трех Каплях, падающих с неба, вполне совпадает с Тремя Росинками на Троицу по верованиям обитателей Юрьевки: первая падает на землю, пробуждая в ней растительную силу, вторая улетает с ветром и кропит поле, а третья падает в речку в Майскую Ночь (первое мая), после чего Русалки больше не могут сделать зла Христианину. Эта легенда, идущая из Ведийского источника, является символизацией Трех Шагов Вишну. [138]
138
Конечно, Три Шага Вишну тут ни при чем.
Так как примитивные верования все народы более или менее Арийского происхождения получили из Ведийского источника, в них заключены и символы Ведизма. Мы не знаем, как проникли верования Арийских Славян в Англо-Саксонский фольклор, но они в нем имеются. Так, в Шотландии существует выражение «Мерроу!», однозначащее с нашим «чтоб тебя Мор-Мара взяла!» Мор-Мара — супружеская смертная чета. Она «душит умирающего и питается его жизненной силой». Потому Славяне, когда еще были Скифо-Сарматами, стремились прогнать эту чету криком, барабанами и металлическим звоном, вообще говоря, шумом. Так же делают и шаманы в Сибири.
Настоящий научный взгляд на «суеверия» уже иной. Теперь считают, что «за суевериями скрывается некая реальность». Их изучают, старательно записывают, но прежнее варварское отношение науки к ним, когда над суеверными людьми смеялись, истребило большинство этих суеверий, а главное — нарушило их стройный порядок, в котором был известный смысл.
Мармье говорит дальше: «Все стихии [139] имеют здесь добрых или злых гениев, невидимый и мистический мир касается всех сторон мира видимого и занимает все умы своими неопределимыми гармониями и сверхестественными проявлениями. В водах живет чудесный Музыкант, чарующий своей арфой и серебряными струнами ухо и душу рыбака, в лесу — Дух Мечты одиночества, обладающий нежным взором и издающий тихие вздохи, в воздухе старый Один, осужденный на постоянную скачку на своем коне, за всегда ускользающей добычей, за которой он охотится». Нет сомнения, что в этом образе Одина заключен другой, а именно — Небесного Всадника-Вестника Ашвина.
139
Исправлено, было «элементы».
«Недра земли, горы заключают свой мир неутомимых гениев, хранящих алмазы и кующих металлы». Здесь, конечно, тоже переложение образа Небесного Кузнеца Твастыря [140]– Перуна на гениев подземного царства. Это Твастырь-Перун кует в Небесной Кузнице мечи и рала, согласно Ведам. Смешение легенд и перекладывание образов один на другой — постоянное явление в веках. Все народы, имевшие первоначальный стройный мифологический мир, кончали тем, что начинали путать Атрибуты Божеств. За первым смешением Атрибутов следует разделение религии, первоначально целостной, на отдельные культы, а затем на враждующие друг с другом религии, секты и, наконец, за этими изменениями следует смерть религии.
140
Санскр. Тваштар.