Материя игры
Шрифт:
Все, бежать некуда. Я нервно ухмыльнулся, глубоко вздохнул и хлопнул друга по плечу.
— Беру на себя. По работе с теми еще фруктами разговариваю. И овощами…
Вообще это было странно. Даже из людей мутанты до сих пор получались неразумными, вроде киношных зомби. А тут мутировало растение — и обрело сознание. Каким образом? Впрочем, тогда на заправку тоже
Мой взгляд упал на трупы вокруг борщевика. Может, дело в… Ладно, потом разберемся.
Выкрутив звук радио на полную, чтобы слышать его снаружи, я медленно открыл дверь и вышел. Спокойно, вдох-выдох. Я едва не закашлялся: остро пахло борщевиком, так, что аж обжигало горло.
Ну же, Олег, возьми себя в руки. Представь, что это не страшнее, чем первое в жизни выступление на тему создания инди-игр. Или судьбоносная презентация игры инвестору, перед встречей с которым умудрился отравиться, но все равно пошел. Все нормально. Это ж всего лишь разумная трава — ну, подумаешь, кислотой плюется. Делов-то. Щелкнул замок: в приоткрытую дверь выглянул Алекс.
Я смотрел прямо на стену борщевика. Только бы не сыпанул семенами — мне тогда хана, и орать я буду долго, пока не сдохну от болевого шока. Черт.
— Чего ты хочешь? — громко и раздельно произнес я в никуда. Тем еще придурком смотрюсь со стороны, наверное.
— Еще больше сил, — ответило радио.
— Значит, больше трупов, да?
— Да. Ваши подойдут. — И снова механический смех. Меня передернуло, но я попытался сосредоточиться на беседе.
— Но мы еще живы, — заметил я очевидное. — Почему? Ты хочешь от нас чего-то другого?
Борщевик немного помолчал. Реально, как будто размышлял. Боится раскрывать замыслы? Или… слабое место, может быть? Черт, слишком умно для травы.
— Хочу свободно передвигаться, — наконец сказал борщевик. — Мешают корни. Они для этого не подходят.
— И… как мы можем помочь?
— Перевезите меня отсюда. На этом. — Борщевик качнулся в сторону машины. — Тогда оставлю в живых.
— Но ты же неплохо ходишь и сам. — Я указал себе за спину. — Вон как ловко нас поймал.
— По мягкой земле — да. Но есть твердая. Серая и шершавая.
— Асфальт. Так ты не можешь перейти асфальт? Да уж, проблема… А ты с кем-то из людей уже договаривался о помощи?
— Никто не хотел слушать. Только кричали. И стали едой.
Я внутренне содрогнулся, но страх сейчас — непозволительная роскошь. Кажется, у этой твари ограниченный запас знаний. Он не в курсе насчет асфальта, не знает слово «машина» — просто назвал ее «это». Занятно. Как воспользоваться такой неосведомленностью? Я быстро перебрал в уме варианты.
— Он все равно нас сожжет этой своей кислотой… — пробормотал Алекс так, что расслышал только я.
И тут меня осенило. Я повернулся к другу, сделал большие глаза и спросил:
— А у тебя еще осталось то жидкое удобрение для растений, которое мы берем на дачу, на шашлыки?
Алекс уставился на меня, как на идиота.
— Какое…
— Оно еще называется «Жидкость для р-р… растений», — продолжал я, пытаясь не допускать легкое отчаяние в голос. — Помнишь? На той, — я решил не вносить большей ясности в речь, — АЗС, где ты набрал полезных вещей, тоже было это удобрение, кажется. Ты всегда берешь про запас, мы же на природу собирались. И оно должно помочь!
Еще несколько секунд казалось, что сейчас Алекс покрутит пальцем у виска или продолжит переспрашивать и все испортит. Но тут в его глазах мелькнуло понимание. Захотелось крепко-крепко пожать ему руку. Черт, как же мне повезло с другом!
— Точно, у меня пара бутылок в багажнике лежит! — сказал Алекс. — Мы можем им воспользоваться.
— Что это за… удобрение? — насторожился борщевик.
— Для укрепления корней. Мы используем его на даче, чтобы растения не засохли и были здоровее. Если взять достаточно большую дозу, у тебя корни не то что асфальт — бетон пробьют на раз-два! И мы можем отдать все тебе. — Я сделал широкий жест, будто иллюстрируя нашу щедрость. — Оно начнет действовать, как только впитается. Сейчас мы возьмем его из машины и польем тебя, идет? Без резких движений, обещаю.
С минуту борщевик обдумывал мое предложение. Это была изматывающе долгая минута. Такими долгими они кажутся только на экзаменах в универе.
— Хорошо. Без резких движений, — наконец ответил он.
Мы с Алексом, затаив дыхание, открыли багажник — борщевик слегка расступился, чтобы мы могли пройти — и достали упомянутые бутылки. Поливали мы тщательно, щедро, не пропустив ни одного толстенного стебля, которые колыхались над нами ядовитыми венчиками. Когда жидкость кончилась, мы неторопливо вернулись к машине.
— Скоро подействует? — спросил борщевик нетерпеливо. — Я чувствую запах. Мне не нравится.
— Подожди немного, — отозвался я. — А мы пока сядем обратно в машину, ладно?
Я открыл дверцу, незаметно дотянулся до бардачка, аккуратно достал зажигалку и обрывок бумаги. Две пустых бутылки из-под жидкости для розжига лежали у нас на коленях, как любимые коты.
— Мне не нравится это удобрение, — повторил борщевик, и в неживом голосе наконец появилась настоящая эмоция: тревога.
— Щас тебе еще больше не понравится, — ласково пообещал я, поджигая бумажку. И кинул ее в ближайший борщевичный куст.
Кольцо огня вспыхнуло вокруг почти мгновенно. Из радио на полной громкости раздалось инфернальное шипение и визг, от которого заболели уши. Борщевик затрясся, охваченный пламенем, с него дождем посыпались ядовитые семена, но Алекс успел вдавить газ. Машина рванула задним ходом, Алекс крутанул руль, разворачиваясь — на плотной земле он почти дрифтовал. Охваченный пламенем борщевик расступился, здоровые стебли пытались удрать от огня.
Автомобиль проломился через остатки корчащихся зарослей. Немного семян попало на «логан», но от них остались только оплавленные лунки в стекле. Алекс лихо погнал до самой развилки, а я отключил радио и то и дело оглядывался на зарево позади.