Матильда. Тайна дома Романовых
Шрифт:
–Знаешь, у меня дома есть возлюбленная, но, к сожалению, не родовитая. Представитель Императорской Семьи и простая танцовщица, хоть и красивая, как и ты… Нам не суждено быть вместе, и я это понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Что в таких случаях следует предпринять?
–Лекарства от любви пока еще не знает ни одна наука…
–Нет, мой народ его знает. Знаешь, как у нас говорят? Клин клином вышибают! Истинно так. И я намерен сделать это.
Он резко прижал ее к себе и с силой, преодолевая ее сопротивление, поцеловал в губы. Она отпрянула от его ласки.
–Что
–Не понимаю я этого, не понимаю, – отчаянно шептал он, снова и снова приближаясь к Моороке. – Только знаю, что ты для меня и есть тот клин, который выбьет из головы воспоминания о ней…
Моорока заплакала, тяжелые горячие слезы покатились по ее щекам.
–Ничего не выйдет, так ничего не получится.
–И все же надо попробовать, – срывая с нее красивое шелковое кимоно и повалив на ковер, страстно шептал Наследник, покрывая поцелуями ее нежную и тонкую кожу…
Их страсть озарила громкими звуками голоса и бьющихся в исступлении друг о друга тел едва ли не весь квартал. Израненный снаружи и изнутри долгим расставанием с любимой, Ники словно бы вымещал на ее хрупком тельце всю свою боль, весь свой гнев. А она только умывала его слезами и уносила на вершину блаженства – такого, какого он не испытывал ни с одной дворцовой фрейлиной…
Уже наутро Его Величество повелел прервать визит и вернуться. Против воли царственного и авторитарного отца Ники ничего не мог, да и не желал возразить – все равно смотреть в глаза этой дивной восточной принцессе после того, что он с ней сотворил, он уже не мог. Сидя на борту крейсера «Азов», который должен будет унести его во Владивосток, он писал японскому королю:
«Прощаясь с Вами, Ваше Величество, я не могу не выразить подлинную благодарность за добрый приём со стороны Вашего Величества и Ваших подданных.
Я никогда не забуду добрых чувств, проявленных Вашим Величеством и Императрицей. Глубоко сожалею, что был не в состоянии лично приветствовать Её Величество Императрицу. Мои впечатления от Японии ничем не омрачены. Я глубоко сожалею, что не смог нанести визит Вашему Величеству в императорской столице Японии…3»
Все же Ники уплывал с легким сердцем. Бог с ними, с ранами, на теле молодого еще человека они срастутся быстро. А все же Георгий был прав, подумалось ему, – что-то от дракона и впрямь поселилось в его сердце, после появления того рисунка. Он стал настойчивее, жестче и прямолинейнее, что ли. Такой человек, пожалуй, сможет управлять государством…
А главное – он знал, куда, а вернее, к кому он отправится первым делом. И уж теперь неприступная полька не сможет одолеть его натиска, после столь долгого расставания он добьется своего.
Глава III.
Любовный недуг
Чудовищность во всех ее проявленьях врывается в страшные жесты Гортензии. Ее одиночество – эротический механизм, ее усталость – динамичность любви. Во все времена она находилась под наблюдением
Артюр Рембо, французский поэт4
4 августа 1891 года, Красное Село
В первый же день после прибытия Ники отправился на спектакль в Красное Село. Театр был перестроен под основательное здание, и теперь труппа выступала в нем круглый год. Давали оперу «Мазепа», в одной из главных ролей, конечно, была его милая маленькая пани. Влюбленные были рады видеть друг друга даже через рампу, но после, оставшись за ужином в компании Михайловичей – детей великого князя Михаила Николаевича, Сергея и Саши (Сандро), – и улучив момент, все же объяснились друг перед другом в несколько надрывном тоне.
–Ты как-то холодна ко мне, – подметил Наследник, не сводя глаз с Мали. Она свои упрямо прятала. – Что случилось?
–Однако, твой вопрос звучит даже оскорбительно. Тебя не было 9 месяцев, ты не написал мне ни одного письма, а после являешься как снег на голову и удивляешься, почему я растеряна в своих чувствах и в своем к тебе отношении?
–Видишь ли, я порывался тебе написать несколько раз, но всякий раз меня останавливала неопределенность в наших отношениях. Я все же государственное лицо, и моя корреспонденция не является только моим, интимным делом. Я писал papa en mama, это понятно, они все же мои родители. А ты? Кто ты мне на сегодняшний день? Как воспримут, если в Зимнем или в Аничковом узнают, что я пишу тебе?
–Интересно… – задумалась Маля. – В чьих же руках изменить ситуацию? Кто может на нее повлиять? Не мы ли сами?
–Именно так. И я вернулся в твердой уверенности, что нам пора это сделать. Я думал о тебе каждый день, если не каждую минуту. Ты не выходила из мой головы, не давая думать о государственных делах, бывших основной целью моего пребывания в Японии. Однако, тамошний колорит… Ты только посмотри, что я сделал, – он закатал рукав, демонстрируя Мале красивую татуировку, ставшую вечной памятью о пребывании в Стране Восходящего Солнца. Она ахнула – как и он, ранее она никогда не видела таких изображений на теле человека. – Тебе нравится?
–Не то слово… Но почему дракон? Он ведь не имеет к российским традициям никакого отношения.
–Не знаю, – пожал плечами Ники. – Мне вдруг подумалось, что такая татуировка сможет сделать меня более серьезным, жестким, настойчивым человеком.
–Но ведь не все должны быть такими. Ты мне нравишься и в своей теперешней ипостаси…
–Зато себе не всегда нравлюсь.
Подали кальян. Восточное развлечение было одним из любимы для юного Николая Александровича. Вместе с кальяном в комнату вернулись Михайловичи. Сандро в шутку сказал: